Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
– Так что у тебя там, Чарли? Неудачная ссора с отцом? – с юмором спрашивает Салливан, но смотрит при этом с тревогой. Определенно, Чарли, пытавшийся спасти Майкла, как по волшебству стал для сержанта «хорошим парнем», независимо от фактов.
Инспектор Доннаван расстегивает черный мундир и вручает сержанту папку. Между офицерами происходит молчаливый обмен взглядами. Если бы эти двое были напарниками, их прозвали бы Донни и Салли.
– Чарли, это ты расправился с отцом? Скажи, как есть, пока адвокат не приехал, – на этот раз без шутливой интонации спрашивает
Чарли, сощуривщись, смотрит на меня, словно я помогаю ему привести мысли в порядок, и шумно вздыхает, присаживаясь на широкий подлокотник кожаного дивана. Шоколадная конфета до сих пор в его руке, уже таять начала. Может, лучше было жвачку дать?
– Не помню, – устало говорит он.
– В таком случае тебя признают виновным, – категорично заявляет сержант. – Разница лишь в сроке, это будет зависеть от судьи. От того, что именно они решат на тебя повесить. Постарайся все-таки вспомнить до суда.
– Бесполезно. Я три дня воспроизводил образы, сон и явь. Все сливается. У меня, по-моему, даже глюки были. Помню только, что не спал, но почему-то отключился. Проснулся, пошел вниз, а там Джейсон в воздухе зависает. Потом туман… Второй раз я проснулся в гостиной, когда приехал инспектор. А Джейсон в луже крови на кухне.
– Н-да, здорово тебя накачали, конечно. Жаль, мы не можем этого доказать. – Инспектор Доннаван вытягивает из папки страницу и тычет в нее пальцем. – У тебя в крови нашли конскую дозу транквилизатор диазепама и следы миорелаксанта короткого действия[1]. Плохо, что эти лекарства принимал твой отец и они же прописаны в твоей медицинской истории, а значит, ты сам мог вколоть их себе. Суд не обратит внимания на эту деталь как на подозрительную.
– А что хорошо?
– Хорошо, что это как раз подозрительно. Ты собирался утром в аэропорт, зачем тебе принимать такую мощную дозу транквилизатора? Это опасно. При этом миорелаксант – короткого действия, его минут на двадцать хватило. Зачем их смешивать? Все просто. Транквилизатор был нужен, чтобы усилить эффект миорелаксанта, и тебя, считай, парализовало. Ты отрубился почти мгновенно. Отсюда и галлюцинации, когда ты спустился на первый этаж.
– И что это значит?
– Это значит, что кто-то оглушил тебя настолько аккуратно, что даже следов удара нет. Потом для подстраховки тебе ввели лекарство, и в следующие двадцать минут произошло убийство. Ты не должен был проснуться, но организм среагировал необычно, и ты очнулся почти сразу – возможно, потому что раньше принимал более сильные психотропные препараты. Убийца – профессионал, это у меня не вызывает сомнений, и он не пытался тебя подставить, иначе не вводил бы тебе лекарства. Он просто хотел убрать твоего отца без свидетелей.
Инспектор Доннаван задумчиво поджимает тонкие губы, покачиваясь с пятки на носок, и добавляет:
– ...но полиция не заметила ни одного человека, котырый входил бы или выходил из твоего дома той ночью. Они ведь следили за человеком Лойера. Это чертовски неудобное совпадение, и я даже чувствую свою вину. Факт наблюдения за домом не оставляет тебе шансов
– Да-а, загвоздка, однако, – соглашается Салливан и осторожно уточняет: – Чарли, ты хотел когда-либо убить Джейсона?
– Да.
– Ты собирался его убить?
– Да… Наверное. Может быть. Я много об этом думал.
– Между думать и сделать – целая пропасть.
– Он провоцировал меня в тот вечер, ждал, чтобы я сорвался.
– И ты мог сорваться?
– Раньше – легко. А сейчас… не знаю. Вряд ли. Я ненавидел Джейсона и мечтал, что он просто исчезнет. В мыслях я часто планировал убийство, но меня всегда что-нибудь останавливало… А недавно все изменилось, и ненависть нейтрализовало. Осталось только чувство брезгливости.
– Что именно повлияло на твои взгляды?
Чарли коротко улыбается краешком губ и смотрит мне в глаза.
– Раньше Джейсон был для меня дьяволом. Казалось, уничтожу его, и мир станет светлее. А потом я нашел ответы, которые искал. И я повзрослел, наверное, вышел за границы тюрьмы, в которой жил... Слушайте, я не стал бы из-за этого подонка ломать себе жизнь.
Инспектор Доннаван награждает Осборна тяжелым темным взглядом и хмурится, ероша себе короткие волосы на затылке.
– Допустим, я и не считаю, что это был ты, Чарли. Но доказательства против тебя, а дело ведет бешеный карьерист.
– Выход появится, если найдут настоящего преступника, – вмешиваюсь я.
– Его не ищут, его уже нашли: Чарли. Они хотят быстрой эффективной расправы. Американец убил американца, обычные семейные разборки, а наша страна тут ни при чем. Это лучший вариант для них… Чарли, ты можешь доказать, что вы с отцом хорошо ладили? Если мотив у обвинения будет слабым, то суд продлит расследование.
Осборн в сомнении приподнимает брови и крутит браслет на запястье, а потом усмехается:
– Черт… Нью-Йоркская полиция меня утопит.
– Кто-то из родственников может дать показания, рассказать, как мирно вы с отцом жили? Где сейчас твоя мать? Почему ее здесь нет до сих пор?
– Моя мать не приедет, инспектор. Что до других родственников, то… эм-м… Алистер, мой дядя. Но он скорее станцует на моей могиле, чем поможет. Даю сто осборнов из ста, что Алистер считает меня убийцей. Он знает, как мы с Джейсоном собачились.
– Чудесно, – с сарказмом говорит инспектор Доннаван. – То, что доктор прописал. – Он снова переглядывается с сержантом, и тот разводит руками, поджигая новую сигарету.
Чарли тоскливо смотрит на завитушку дыма, повисшую в воздухе. Тоже курить хочет. Но вместо этого он берет меня за руку и целует мои пальцы.
– Ты должен вызвать сюда свою мать, – настаивает инспектор.
Чарли опускает взгляд в пол и не успевает ответить, потому что наконец прибывает адвокат, Гарри. Он чем-то напоминает моего папу: худощавый, русоволосый мужчина с проседью. Гарри пружинистой походкой проходит в гостиную и, не теряя ни минуты, открывает синий кожаный чемодан с тиснением инициалов и достает планшет и папку.