Рассказы, эссе, философские этюды

Воин Александр Миронович

Но по выходе из тиюрьмы судьба еще однажды свела нас нак одной их центральных улиц левантийской Натании. Сияло солнце на безоблачном небе, сияло море и пальмы залитые солнцем и Лугаси, который и в тюрьме никогда не унывал, тоже весь сиял избытком довольства жизнью и благодушия. Увидев мен я, он просто растворился в этом сиянии. Встреча была как между друзьями детства. Лугаси тут же потащил меня в лучший ресторан, уверяя что от денег у него лопаются карманы. Но я куда-то срочно спешил. Я пообещал ему, что непременно зайду в его парикмахерскую и уж тогда мы точно покутим и вспомним тюремную жизнь. И… не зашел. Нет, и речи тут не может быть о том, что я пренебрег Лугасиком. Плевать мне было на его профессию грабителя. Ну, не совсем плевать, но не остановило бы это меня от посидеть в ресторане с человеком, с которым вместе оттянули кусок жизни за решеткой, оттянули в общем достойно. Но…-вот она обратная сторона любой жизненой позиции – я опять был весь в делах идейных. Выйдя из тюрьмы прямо на обжаловании в Верховном Суде, который снял мне 6 лет, что оставалось мне еще сидеть, и оставил те 3, что я уже отсидел, я с головой окунулся в борьбу за свое полное оправдание. И так и не нашел времени

навестить Лугаси.

Когда я вспоминаю об этом, меня немножко мучают угрызения совести, находит мимолетная печаль и легкое сомнение, а туда ли я гребу.

Бакланы

Венечка был классический российский баклан. К своим 19 годам, в которые он крепко засел в израильской тюрьме,он успел уже дважды отсидеть в тюрьме московской, небольшими сроками месяца по 3, по статье - хулиганство. Хулиганство в Венечкином исполнении означало исключительно драки. Дрался он абсолютно бескорыстно, мало того по причинам, которые для нормального не бакланьего ума были за пределами постижения. Просто Бог не обидел Веню ростом и силушкой, зато обидел умом и драки были одним из двух его интересов в жизни, ее наполнением и содержанием. О втором расскажу позже.

В Израиле Веня сел, естественно, тоже за драку. Вскоре по его прибытии, какие-то практически незнакомые ему грузины пригласили его драться вместе с ними против каких-то и вовсе неизвестных мароканцев. За что и почему драться Веня не выяснял, для него все было просто, как помидор: грузины - это наши, в смысле из Союза, а мараканцы - не наши. О том, что и те и другие, как и он сам, - прежде всего евреи, Веня, конечно, не подумал. Ну а то, что все они к тому же люди - это уже была абстракция за порогом Вениного восприятия. Зато сведение о применении мароканцами в предыдущей драке каких-то железяк, Веня воспринял в высшей стадии делово и запасся неизвестно откуда добытым пистолетом. Когда в драке наступил момент, в который мароканцы взялись за свои железяки (без железяк им против Вени было слабо) Веня вынул пистолет и положил одного из них на месте. Тут же все кинулись врассыпную, кроме Вени. Он, как капитан должен был оставить корабль последним и не спеша, величественной поступью. По этой причине полиция застала его на месте, но Веня не собирался сдаваться и полицейским и открыл по ним пальбу. По счастливой случайности он никого не убил, а только одного ранил.

По всем правилам израильской Фемиды Ване светило пожизненное заключение. Но поскольку это было время, когда «алия» т. е. приезд евреев из Союза в Израиль только начиналась, и приезд этот имел чрезвычайную важность для Израиля, а Венечка имел какие-то отношения к ведущим московским сионистам (охранял их от антисемитов?), то он отделался «всего лишь» 12ю годами.

В тюрьме Веня продолжал свой бакланий образ жизни и прославился грандиозными драками с охраной. Для того, чтобы обуздать его вызывались подкрепления за ними еще подкрепления и в конечном счете набегало человек до 15 вохры, прежде чем им удавалось повязать его и как следует отлупив отправить в карцер. Но любое битие сходило с него как с гуся вода и выйдя из карцера он продолжал все по новой. Наконец начальству это надоело и оно упекло его в тюремную психушку. Мне повезло в оной не сидеть, но по общему мнению как израильских, так и советских зэков это самое страшное место в тюрьме. У Венечки, конечно, не хватало клепки в голове, но отклонений психики, по которым его по закону можно было бы сажать в психушку у него не было. Но в пенетенциарной системе любой страны, в израильской в частности, с этим не считаются и наружный мир ради своего спокойствия делает вид, что ничего не знает. Веню там накололи какой-то дрянью, и буйная Венина силушка ушла из него, вместе с радостью жизни. Через год где-то его выпустили из психушки, но он уже не выдерживал жизни в общей камере и его посадили в одиночку. Потом его еще несколько раз пробовали вернуть в общую, но с тем же результатом и так прошло 4 года.

Сидение в одиночке мало способствует коммуникабельности, а поскольку Веня по причине своих скромных умственных способностей и в дотюремной жизни имел проблемы общения, а психушка отняла у него его главную опору в жизни, то, отсиди Веня остаток срока в одиночке, вернуть его обществу было бы невозможно. Не знаю, волновало ли это тюремное начальство, но нашелся один тюремщик, редкий случай порядочного человека на этой службе (и такое бывает), которому было жалко Венечку. И когда я появился в этом отделении и уже обжился и как казалось этому тюремщику «сидел хорошо», он обратился ко мне, рассказал все про Венечку и сказал: «Вот вы оба из России, если ты возьмешь его под свою опеку в камере, может быть он и приживется. Я согласился, но задача оказалась для меня нелегкой.

Во-первых, я и сам сидел лишь по видимости хорошо, а вскоре и видимость эта рассеялась. Видимость эта для тюремщика возникла из того, что на тот период у меня было еще мало драк. Люди, которые в тюрьме вообще не дерутся, если они не безусловные авторитеты, подозрительны на то, что они слизняки и все о них вытирают ноги. Тот, кто дерется слишком много - ясно, что не уживается со средой и это тоже плохо. Чисто статистически я попадал тогда в золотую середину, по чему тюремщик и заключил, что я сижу хорошо. Но на самом деле у меня не было контакта со средой, а это даже вне тюрьмы рано или поздно ведет к конфликтности, в тюрьме же это происходит гораздо быстрее. И не столько из-за специфической публики, сколько из-за условий - даже животные в клетке становятся более агрессивными. Поэтому вскоре после описываемых событий число драк у меня возросло и никто уже и по этому внешнему признаку не мог сказать, что я сижу хорошо. А поскольку я сам не был вписан в эту среду, то тем более не мог помочь вписаться в нее Вене. Конечно, я мог защитить его от физического насилия и прямых нападок, что и делал. Но и то и другое составляет лишь малую часть насилия в тюрьме и вне ее. Более тонкое плевание в душу, против которого, как правило неэффективно применение силы, составляет главную часть. Для противостояния такому насилию важны ум, знание и понимание среды, хорошее владение ее сленгом. Это было и моим слабым местом, уголовная среда и российская была далека от меня, израильская тем более, израильской же феней на том периоде я почти не владел. В результате я и сам не всегда понимал, сказано ли мне что-то обидное или это просто шутка, и не знал как реагировать, а неправильная реакция в том или другом случае усугубляет ситуацию: обижаешься на шутки - тебя сторонятся, пропускаешь оскорбления - плюйте на него ребята, он это любит.

Веня же на иврите разговаривал очень слабо, а по причине своего неразвитого ума он и в России наверняка имел проблему этого рода. Но Россия - это не Израиль, разные народы. Русские к дуракам относятся гораздо снисходительнее, чем евреи. Недаром главный герой русских сказок - Иванушка-дурачок. Да и у Ильи Муромца и Добрыни Никитича не проблескивают искры ума. И даже наоборот, ум в традиции русского народа слегка подозрителен на хитрость, а хитрость воспринимается резко отрицательно «У крестьянина три сына, старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак». Ну а кто они были на самом деле, мы знаем. У евреев же картина прямо противоположная. Даже хитрость воспринимается с оттенком положительности, как одно из проявлений ума. Достаточно вспомнить Иакова- Израиля и Исава. В русском восприятии положительным героем оказался бы простой, незатейливый, близкий к природе Исав. У евреев - умный и безусловно хитрый Иаков. Конечно, главный водораздел между ними вовсе не в этом, а в том что Иаков твердо привязан к духовной идее, и высшей цели, а Исав пренебрегает ею. Но и та, первая антитеза и расклад предпочтительностей все равно имеет место. Так что дуракам в еврейской среде приходится хуже, чем в русской.

Тут надо сказать, что Веня не был вполне и вовсе дурак. Выражение лица его не было дегенеративным, а напротив, как бы даже освещалось изнутри светом недюжинного ума. И ум и незаурядный действительно был. Но по какой-то странной игре природы он светил наружу очень узко направленным лучом, как будто в коробке, вмещавшей его, была прорублена для этого лишь узкая щель. Я уже упоминал, что кроме драк был у Вани и еще один интерес и смысл в жизни и это была игра в шашки. Вполне возможно, что в Ване пропал шашечный гений. Во всяком случае в тюрьме он в шашки обыгрывал с легкостью всех, меня в том числе. Я, правда, не шашнист, но шахматист весьма недурный, и хотя разряда не имею, но играл всегда на равных с перворазрядниками и даже кандидатами в мастера. И поскольку шахматы все же более интеллектуальная игра чем шашки, полагал, что уж в тюрьме то я обыграю в шашки любого. В шахматах, кстати, я и был там чемпионом. Но у Вени в шашки я не мог выиграть ни одной партии.

Но этот Венин талант мало облегчал ему тюремную жизнь. Израильские зэки и шахматами не очень увлекаются, хотя все же поигрывают: в любом отделении находилось 2-3 человека, которые охотно играли и с которыми играть мне было достаточно интересно. Но шашки почти совсем у них не в чести, может быть по причине повального увлечения нардами.

Кроме того, что Ваня великолепно играл, он был весьма эрудирован в этой области. Это была одна из двух тем (вторая, естественно, драки), на которую Ваня мог поговорить и делал это с увлечением, просто зажигался и из него так и сыпались всякие имена вроде Исэра Купермана, Бабы Сали и прочих шашечных чемпионов и всякие казусные истории, случавшиеся во время чемпионатов. Я с удовольствием послушал пару его лекций об этом, но поскольку этой парой он исчерпал всю тему, то дальше и мне это стало не интересно. Других же и вовсе это не интересовало, а что касается арабов, те вообще подозревали, что Исер Куперман это Ясир Арафат, имя которого Венечка специально и назло им коверкает. В былые времена, кстати, в израильских тюрьмах происходили грандиозные побоища между зэками евреями и арабами на национальной почве. Ко времени моей отсидки они ушли, правда, в прошлое, оставив после себя легенды. Уголовникам обоих национальностей удалось договорить между собой и установить мир раньше, чем правительствам их стран. Решено было, что если еврей и араб подрались, то это касается лишь их двоих и прочие евреи и арабы не должны вмешиваться в драку на стороне своего. И эта «сухаревская конвенция» с тех пор в общем соблюдалась под наблюдением высших авторитетов с обеих сторон. Но формальный мир миром, а человеческие отношения этим не исчерпываются. Напряженность, взаимная подозрительность и чувствительность к возможным оскорблениям на национальной почве сохранялись. Так что и это было не в пользу Венечки вообще и его любимой шашечной темы тоже. В результате, выдержав с моей помощью аж целый месяц, что превосходило предыдущие попытки его возвращения обществу, Венечка вновь запросился в одиночку. Но еще до этого произошла такая история.

Вечером после работы мы сидели с ним в комнате именуемой клубом и я сочинял для него какое-то прошение начальству. Хоть комната эта и называлась клубом но кроме нескольких стульев и пары горшков для цветов на стенах ( естественно, без цветов) в ней ничего не было. Предназначалась она как раз для подобных писаний, чтения, игры в настольные игры типа шашек-шахмат и прочих культурных занятий, но редко использовались по назначению. Даже в нарды и шахматы зэки предпочитали играть в камерах или во дворе. Одно время там стоял стол для пинг-понга и зэки не только активно играли в эту игру но из-за очереди кому играть часто происходили драки и поэтому стол убрали. Еще в этой комнате время от времени происходили тюремные дуэли. Естественно они так не назывались, но кроме того, что дрались в них на ножах, а не на пистолетах или шпагах, они мало чем от настоящих дуэлей отличались: о них предварительно договаривались, они происходили по правилам и были даже секунданты, заботившиеся о соблюдении этих правил. Естественно, такие дуэли случались лишь между достаточно крупными калибрами и то не всегда, остальные сводили друг с другом счеты гораздо менее благородным образом и нередко исподтишка. Не знаю сколь часто происходили такие дуэли, но на одну из них я как-то нарвался, когда полез в эту комнату зачем-то, не отреагировав на предупреждение секундантов сидящих под дверью. Но это было уже после истории с Венечкой поэтому об этом в другой раз.