Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
Сергей Гагарин великую роль в истории русского театра сыграл. Пять лет он занимал должность директора Императорских театров и оставил, как пишет его современник, «по себе самую прекрасную память». Это ведь при нем открылся Большой театр в новом качестве, при нем же поднял занавес и Малый театр. При его должности, когда вся театральная жизнь на нем одном замыкалась и судьбы актеров и актрис, разумеется, тоже, — трудно было, наверное, не стать волокитой. Во всяком случае, все его предшественники в открытую жили с актрисами и, не стесняясь, продвигали возлюбленных на лучшие роли. Сергей Сергеевич был не таков. Чтобы и слухи извести на корню, принимал в кабинете актрис, не предлагая им сесть. И сам, разумеется, при
А от должности своей отказался решительно, когда не дали денег, необходимых для поддержания театров. Дела его шли не блестяще, богатым он не был, и дом этот на Поварской продал по нужде. Владела им Дирекция коннозаводства, а жить здесь стали ее управляющие.
А теперь пойдут сплошные переплетения великих судеб. Первый из тех управляющих, генерал Л. Н. Гартунг, ушел из дома трагически: застрелился прямо в суде, не вынеся несправедливо возведенных на него обвинений, — дело сложное было, путаное, но честь генерала и в самом деле оказалась задетой болезненно. Эту историю, Москву тогда всколыхнувшую, да и не только Москву, подробно описал Достоевский, принявший как будто сторону Гартунга, поклявшегося честью офицера в своей невиновности. Это о его деле Достоевский писал: «Русское правосудие громоздит ложь на ложь, а в итоге выходит вроде бы правда…»
И стала этим домом владеть вдова генерала, Мария Александровна. Полностью ее имя необходимо назвать: это дочь Пушкина. Всех остальных детей Александра Сергеевича довелось ей пережить, хотя и старшей была… Ей пришлось свою роль в истории литературы сыграть, правда не прилагая к тому усилий.
Как-то раз в середине шестидесятых годов XIX века в Туле был бал в Дворянском собрании, и граф Лев Николаевич обратил внимание на необычную, яркую женщину с породистыми, как он сказал, завитками на затылке, у шеи. Это была Мария Гартунг. Она произвела на Толстого такое впечатление, что он написал с нее портрет Анны Карениной. Несомненно, внешность Анны в деталях совпадает с обликом Марии Александровны, какой та на балу Толстому представилась. Впрочем, и современники Толстого это еще отмечали.
Вот какие великие имена соединились невольно под кровом этого древнего дома, так прихотливо связалась с литературой судьба его. И надо думать, закономерно уже в 1937 году, после смерти Горького, вышло постановление об организации в усадьбе Гагаринского музея при Институте им. Горького: «…Для ознакомления трудящихся с его жизнью и творчеством». Что и было безотлагательно сделано.
Стоит тихий, невидный, но такой славный, а если по правде — то просто замечательный дом. А мы мимо идем, будто ничего важнее нет нашей собственной жизни, будто ничего нет достойнее нас самих и нелепого времени нашего.
Летел на крыльях…
Если вы когда-нибудь любили, то поймете его.
Пушкин совершенно потерял голову, когда на балу у танцмейстера Иогеля увидел смущенную шестнадцатилетнюю красавицу Наташу Гончарову. Его и друзья считали повесой, а он мгновенно переменился, потому что она и только она заняла все его помыслы. Он и сам себя не узнавал — выслеживал ее, выведывал, где она будет и где можно хотя бы издалека увидеть ее. А она даже не предполагала, что пленила его, не прилагая никаких усилий к тому…
Пушкин, без колебаний решивший покончить со своей холостяцкой жизнью, делает предложение юной Наталье Николаевне, получает неопределенный ответ — еще бы, она растерянна, родители ее
Он привозит свою юную супругу вот в этот дом на Арбате сразу после венчания. Скромный особняк, пять комнат в котором на втором этаже он занял всего лишь за месяц до своего счастливого дня, принадлежал старинному дворянскому семейству Хитрово и в то время не считался роскошным, но для Пушкина, конечно, это был не дом, а дворец…
И вот из довольно обширной прихожей они поднимаются на второй этаж по узковатой деревянной лестнице с высокими скрипучими ступенями. Она впереди, он чуть сзади, ее поддерживая… Рука об руку они начали свой путь, и, наверное, им казалось обоим, что эта лестница ведет их к счастью… Да если бы знать только, куда ведут дороги, которые мы выбираем, и далеко ли они нас уведут…
Дом этот, когда я впервые увидел его, уже зная, что это тот самый дом, где Пушкин прожил свои самые счастливые месяцы в жизни, поразил меня своей обыденностью. И дело вовсе не в том, что показался он мне затрапезным, даже убогим, его недостойным, а в том, что он, как мне виделось, кричал о несправедливом к нему отношении. Старая, ржавая крыша над обшарпанным фасадом грязного желтого цвета, окна с разношерстными занавесками, за которыми угадывались клетухи коммуналок, стираное белье во дворе на веревках — и ничего, что бы навевало память о нем. И в самом деле, трудно поверить, что совсем недавно весь дом был разбит коммуналками. Только и оставалось от времени Пушкина — изящная лепнина под потолком, да и то далеко не везде сохранившаяся. Да и что могло сохраниться в том бешеном беге времени, пронесшемся мимо стен его и изменившем неузнаваемо и самый Арбат, и даже весь город…
Перед тем как возник в этом доме музей, жаркие споры, предположения роились вокруг него в попытках установить единственную и непреложную истину: в этом доме, а ни в каком другом в Москве жил Пушкин полгода со своей молодой женой. Мало ли что он писал: «Живу на Арбате, в доме Хитровой…» — так ведь неподалеку был дом у другой Хитровой. Какой же из них подлинный? Мемориальную доску повесили еще в юбилейные дни 1937 года, но документов, подтверждающих пушкинскую славу именно этого арбатского дома, нет никаких. Да и могли ли сохраниться они? А вот и сохранились.
В 1979 году московский инженер-физик С. К. Романюк в Центральном историческом архиве Москвы отыскал «Маклерскую книгу Пречистенской части», где находит запись за подписью Пушкина: «…Я, ниже подписавшийся, Г-н Десятого класса Александр Сергеевич сын Пушкин, заключил сие условие… что нанял я Пушкин Собственный дом Г-на Хитрово дом, Состоящий… в приходе Троицы что на Арбате каменный двухэтажный…» Вот и определилось однозначно: его это дом. Без всяких сомнений!