Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
Дом же этот — главный дом городской усадьбы заказывал для себя богатейший московский купец М. С. Грачев, и, как предполагается, далеко не безосновательно, сам Василий Баженов над проектом работал. Словно бы кисть фантазера и выдумщика по фасаду прошлась…
А переулок Армянский повлек меня, потому что хотелось хотя бы какие-нибудь следы дома Артамона Матвеева отыскать. Боярин Артамон Сергеевич великую роль сыграл в русской истории: просвещеннейший человек своего времени, знавший несколько языков, знаток европейской культуры, сподвижник и друг личный царя Алексея Михайловича и, что для нас самое важное, — воспитатель, дядька юного Петра Великого. Это он, Матвеев, и никто другой, привил Петру Алексеевичу вкус, интерес к Европе и научил все
Дом Артамона Матвеева в этом переулке, тогда в его честь и называвшемся Артамоновским, располагался в самом начале — по правую руку, перед другим знаменитейшим домом Тютчевых, поставленным учеником и другом Баженова — Казаковым на фундаменте старого дома боярина Ивана Милославского. И были они — Матвеев и Милославский — злейшими, лютыми врагами, даром что и дома-то их разделяло — всего ничего. А в Боярской думе вражда их полыхала ярким пламенем: оба боролись за первенство. Хотя был Матвеев сильнее, влиятельнее и к царю ближе стоял, Милославский оказался коварнее.
В Столповском переулке, как он тогда назывался, ставить новый дом Матвеева уговорил сам царь Алексей Михайлович: место удобное, тихое и от Кремля поблизости. Матвеев, хоть и боярин, в отличие от своего недруга Милославского, очень небогат был. Денег на каменные палаты найти не мог. Не строить же ему, в самом деле, рядом с палатами Милославского хоромы бревенчатые… Но и в прежнем доме, тесном да неказистом, под боком у богатого Милославского не очень-то было сподручно.
А дальше произошла история невероятная. Вышел однажды поутру Артамон Сергеевич на крыльцо, смотрит, а весь двор его каменными плитами завален! Народ, безмерно почитавший Матвеева за доброту и за то, что он постоянно о простых людях заботился, собрал могильные камни, отцов надгробия, и в дар ему принес. Так и сказали: «Дарим ими тебя, нашего благодетеля…» Можно только догадываться, что тогда испытал боярин Матвеев.
Что и говорить, ярка была жизнь Артамона Сергеевича, а завершилась ужасно. В дни стрелецкого бунта в Кремле его растерзали на глазах царской семьи. А покоя вечного он не нашел, хоть и похоронили его в двух шагах от дома, здесь же, в Артамоновском переулке — в подклете церкви Николая Чудотворца в Столпах (потому и переулок прежде Столповским был). Милославского, умершего своею смертью, положили неподалеку — у той же церкви. Казалось бы, теперь затихли бурные страсти…
А нет. Когда выяснилось, что Милославский участвовал в заговоре, который и погубил Матвеева, царь Петр приказал выкопать останки изменника, перевезти на свиньях в цареву вотчину — село Преображенское и там предать казни. А усадьбу, на камнях главного дома которой стоит нынешний дом № 11, в казну забрать. Вот какие житейские бури в этом тихом ныне переулке разыгрывались…
Однако история боярина Матвеева и на этом не заканчивается. В своей последней книге, вышедшей уже после того, как его не стало, Юрий Нагибин рассказывает об Армянском переулке и о той церкви, подле которой Матвеев был похоронен. И вроде бы мальчишкой до войны видел он эту могилу. Ну, думаю, надо и мне посмотреть.
Прохожу далее, в сторону Мясницкой, куда переулок вливается, — и ни следа церкви не нахожу. Туда и обратно прошел переулок — нет никакой церкви. Подумал, может, она теперь во дворе каком-нибудь прячется? И во дворах нет ее. А искал я, как выяснилось, вчерашний день: еще в тридцать восьмом году церковь снесли и все могилы с землей сровняли. Нет теперь могилы у Артамона Сергеевича…
Нашел место, где та церковь стояла, красавица, сохранились ее фотографии — редкостной красоты памятник русского зодчества был. Сейчас здесь безликое здание. Где еще недавно какое-то ПТУ помещалось, теперь — музыкальное училище. Звучат гаммы над усыпальницей рода Матвеевых…
Не сохранилось и последнее прибежище Артамона Сергеевича, куда прах его потомки перенесли — здесь же, на прицерковном погосте. Граф Н. П. Румянцев,
А почему Армянским переулок стал называться? Потому что забыли Матвеева. Иначе так бы и оставался Артамоновским он или Столповским. Да что там: нет человека, так и имя его стерли из памяти. Нет церкви Николы в Столпах — так и это название не удержалось… Но давно уже, где-то в середине XVIII века, в переулке поселилась богатая армянская семья Лазаряна, который постепенно сделался Иваном Лазаревым. Человек был достойный, известный политик при дворе Екатерины Великой. Впрочем, не сам он переулок Армянским назвал. А название укоренилось и дошло до нашего времени.
Под кровом дома родного
Битым, перекореженным жизнью стариком выглядел этот дом, когда я впервые увидел его. Такая жалость, помню, меня охватила при виде его, что поневоле остановился подле ограды.
Высокое благородство угадывалось в сохранившихся, хотя и искаженных временем чертах отжившего здания. И эти древние, по всем признакам древние стены, чьей-то решительной и доброй рукой вписанные в первый этаж некогда роскошного особняка в Армянском переулке, как же удивительно смотрятся они на фасаде — лице старика… Тогда я не знал творца этого дома, не знал и того, кто жил в нем когда-то, и столь редкостное, счастливое сочетание показалось случайностью. Мемориальная доска появилась здесь сравнительно недавно… А дом меж тем — творение Матвея Казакова. И жил в нем почти до двадцати лет Федор Тютчев.
Долгое, слишком долгое время дом Тютчевых пребывал в состоянии не только плачевном, а в самом жалком, какое только можно представить: порушенные перекрытия, переломленные балки и доски, вылезшие из груды битого кирпича, наводили на мысль о костях из потревоженной могилы… Собственно говоря, то был уже не дом, а останки его. Таким особняк можно было увидеть еще в девяностых годах XX века.
Дом Тютчевых — один из самых старых в Москве: ему четыреста лет. А может, и самый старый из всех жилых. Вот та древняя кладка, и теперь можно увидеть — теперь-то и лучше даже, поскольку реставрация прочистила, обнажила замысел Казакова, — так вот эта кладка — не что иное, как сохранившийся фундамент палат бояр Милославских. Потом домом владели наследники князя Дмитрия Волконского — воеводы Алексея Михайловича, потом Матвей Дмитриев-Мамонов — фигура заметная: видный сенатор при Екатерине, а внук его, тоже Матвей Дмитриев-Мамонов, в войну 1812 года на свои деньги полностью экипировал полк и сам повел его на французов; дом же как был, так и остался старожилом в историческом переулке.
В марте 1790 года великолепный особняк купила жена князя Ивана Гагарина. Женщина она была более чем состоятельная. Ну а уж Гагарин, видимо, и уговорил супругу пригласить модного в свете Казакова дом перестроить, чтобы по всей Москве слава о нем пошла.
Казаков и соединил, казалось бы, невозможное: XVI с XVIII веком. Быть может, того захотели сами Гагарины, но, скорее всего, талант зодчего продиктовал такое решение.
После реставрации дом похорошел, даже как бы помолодел. С человеком такое чудо не сотворить, а вот с созданием рук его — иногда удается. Отряхнувший пыль забвения и восставший во всей своей красе, архитектурный шедевр Казакова стал украшением столицы. Кажется, он всегда был таким, время его не коснулось. Но сколько трудов за этим фасадом, сколько неожиданных тайн возникало перед теми, кто дом возрождал…