Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
Творец дворца остался неизвестен
В старину москвичи этот изумительный дом называли не иначе как комодом.
Он и в самом деле похож на старинный комод или буфет резного дерева. Я вырос рядом с таким комодом. Только тот был черный почти, из мореного дуба. Во время войны зимой, когда мебель шла на растопку тяжелой чугунной плиты, наш комод хотели распилить на дрова, но он,
С трудом в это верится, а точнее — и вовсе не верится, что имя творца необыкновенного этого дворца, стоящего на углу Покровки и Покровского бульвара, не сохранилось. Яркая, самобытная драгоценность в ожерелье старинных московских зданий — этакое бирюзовое колье, лучшее создание вдохновенного мастера, чье имя не знает никто…
А ведь единственное во всей Москве здание в стиле елизаветинского барокко. Виртуозное, причудливое сооружение с двуликим фасадом, из которых самый яркий, за что дом и прозвали комодом, всем своим великолепием во двор обращен. С улицы — строгий фасад, совсем непохожий на тот, что увидеть можно лишь со двора. Причуда, прихоть мастера? Глядишь на дворец, и поневоле всплывает в памяти Зимний дворец в Петербурге. Недаром же это старое московское здание называли еще и Зимним в миниатюре.
Вот стою, сам не знаю, сколько уж времени, любуюсь домом, и так подмывает воскликнуть: «Да это же Растрелли, конечно. Кто же еще!» Все в облике этого дома заставляет вспомнить великого мастера. Или подумать о каком-то его безвестном талантливом ученике, воплотившем свой талант в этом строении и скромно, тихо исчезнувшем… Одно несомненно: школа Растрелли.
Нет-нет да и выплывает на свет Божий такая версия: дворец сей императрица Елизавета Петровна подарила возлюбленному своему графу Алексею Разумовскому, однако историки решительно отвергают ее. Однозначно доказывается, что первыми владельцами городской усадьбы на Покровке были Апраксины. Семья замечательная и в истории России след яркий оставила. А кто из них надумал дворец неподалеку от Кремля поставить, можно только предполагать и высчитывать — и все равно только с догадкой останешься. Хотя на мемориальной доске, что на уличном фасаде укреплена, и сообщается, что это городская усадьба М. Ф. Апраксина и построена она в XVIII веке. Точнее не скажешь.
В XVIII веке самым знаменитым и влиятельным из всех Апраксиных был граф Федор Матвеевич, генерал-адмирал русского флота, сподвижник царя Петра сначала во всех играх потешных, а потом и в битвах, судьбу России решавших. Петр I приказал даже медаль с изображением «грудного» портрета Федора Матвеевича в честь побед его замечательных выбить. А человек он был такой, что современники, его знавшие, сказали о нем: «…Гостеприимен, исполнен пламенного желания добра всем и каждому». И вот что странно: очевидных завистников, каких при дворе всегда достаточно, граф Апраксин никогда не имел.
В другой же ветви Апраксиных прославился Степан Федорович, только не сын, а племянник Федора Матвеевича, человек гигантского роста, тучный, обладавший недюжинной силой и весьма почитающий роскошную жизнь. Даже в военных походах, будучи уже фельдмаршалом, возил с собою более дюжины богатых кафтанов и одевался со всею тщательностью, надеясь произвести впечатление не столько на неприятеля, сколько на дам в городах, где с армией своей проходил. Но при всем этом дрался отменно: и пруссаков гонял, и шведов, и англичан, и за успешные свои виктории получил в герб две пушки, накрест положенные. Мог главнокомандующий действующей армией дом отгрохать такой? Отчего же нет? Но все это одни только домыслы. Нет документальных тому подтверждений.
Загадки дома на этом не прекращаются. Наоборот, даже и множатся. В путеводителе по Москве говорится уже, будто Апраксины к этому дому никакого отношения не имели и лишь Трубецким принадлежала усадьба. Верно, да не совсем: Трубецкие владели домом уже после Апраксиных. У них в гостях в этом замечательном доме бывал Пушкин, в середине прошлого века тут жил Менделеев и многие русские знаменитости бывали!
Потом же, как и в судьбе человека, крутые повороты в истории дома: в 1859 году здесь обосновалась мужская гимназия, где учились Константин Станиславский и великий теоретик русской авиации Николай Жуковский. После революции дворец отдали детям гегемона и открыли здесь школу обычную, чуть позже и вплоть до войны была в этих роскошных стенах Промакадемия, где училась жена Сталина и его поначалу неприметный сподвижник Никита Хрущев. После войны жизнестойкие советские дети отбили дворец, и в нем устроился Дом пионеров, а уж потом поселился научно-исследовательский Институт геофизических методов разведки.
Однако мы бы сами на себя не стали похожи, если бы в какой-то временной промежуток, сложившийся в жизни дворца, не понапихали сюда коммуналок. Покои князей и графов огласились воплями кухонных ссор и наполнились парами домашней стирки. А куда людям деваться-то было…
Как тут не удивиться, что этот единственный в своем роде в Москве дом сохранился практически без переделок и многое из внутреннего убранства тоже хорошо сохранилось. Хотя последние обитатели коммуналок отбыли из дворянских палат в хрущевские апартаменты в 1962 году.
Нынешний арендатор дворца — ВНИИ геофизики — хозяин рачительный. Чтобы укрепить местами просевший фундамент красавца дворца, по всему периметру здания пробурили скважины и закачали в них бетон. Так что теперь за его осанку можно не беспокоиться.
Сей град о выпечке печется
Блуждал-блуждал по переулкам да дворам Черкизовки и, хоть адрес и был, не мог найти ГосНИИ хлебопекарной промышленности. Словно бы он, глубоко засекреченный, под землю спрятался. И указать тоже никто не мог: здесь где-то — а где? Ну, думаю, придется вынюхивать, хлебный дух не подведет. Тем более знал я, что при институте есть опытный хлебозавод.
Так и вышло. Теплая волна прихлынула и повела за собой. Запах хлеба — родной на всю жизнь… У каждого, верно, отыщется в памяти какой-то случай, событие, после которого дух хлеба навсегда остался родным.
В детстве, как только в конце мая теплые дни наступали, бежали купаться на Воробьевы горы. А по пути в самом конце, на Калужской заставе, где Москва уж кончалась и трамвай делал круг, стоял небольшой хлебозавод. Боже, каким же чудным духом веяло от него! Тут мы, если копейки у кого находились, покупали по пятаку горячие бублики. И тут же останавливались посмотреть, как пленные немцы строят большие дома, полукругом охватывающие нынешнюю площадь Гагарина. Интересно было на пленных смотреть…
А в семидесятых годах познакомился я на международной выставке в Москве с представителем фирмы по производству аудио- и видеопленки Фридрихом Хенгляйном: пожилой человек сносно говорил по-русски, и я поинтересовался, откуда он знает язык.
Был в плену у нас. Строил вот те самые дома, Москву закруглявшие. Спросил я господина Хенгляйна, что же помнится ему теперь больше всего из того далекого времени? Он ответил: «Хлебом очень хорошо пахло. Знаете, там рядом был хлебозавод…» И еще рассказал, как женщины и мальчишки бросали им через колючую проволоку куски хлеба, рискуя получить подзатыльник от часового. Мы тоже иногда бросали — жалко было этих людей…