Рассказы (сборник)

Вельк Эм

Кравунке и его приспешники были обескуражены. И тогда они начали делать то, что делают обычно обескураженные люди: говорить. Они стали говорить так много об этом пришлом барчуке, который-де наверняка был шпионом сбежавшего помещика Крюгера, что Вольфу Дитеру пришлось защищаться против воли. Решающего сражения по поводу «быть или не быть», во всяком случае, за главенствующее положение. избежать было нельзя. Если бы мир знал об этом, он не следил бы так внимательно за Лондоном и Парижем, а обратился бы к Фюрстенхагену. Ибо здесь решения нельзя было добиться, замазывая противоречия или затягивая дискуссии.

Имение, которое первоначально планировалось сделать земельной [30]

собственностью, необходимо было заселить, заявки принимал бургомистр. Роль бургомистра исполнял старый нерасторопный крестьянин, назначенный после крушения третьего рейха, поскольку прежний нацистский бургомистр сбежал, а все прочие крестьяне-старожилы, владевшие наделами еще до земельной реформы, были не вполне благонадежны. Обязанности свои он не очень понимал, большую часть работы выполнял за него учитель Буххольц, было ясно, что в ближайшее время предстоит выбрать нового бургомистра. Освин Кравунке и раньше не упускал случая указать на то, что он прямо-таки создан для подобной должности, обосновывал он это тем, что побывал в застенках. Теперь же, по заселении имения, он терял предоставленный ему собственными полномочиями пост управляющего, и должность бургомистра казалась ему весьма подходящей, поэтому он не упускал случая задобрить крестьян-старожилов и объяснил им необходимость выдавать себя за малоземельных крестьян, чтобы получить наделы в имении. А с переселенцами он уж справится.

30

Земля — административная единица в ГДР в первые годы народной власти.

Но тут явился этот самый Вольф Дитер Вальдхаузен, назвался Бэром и подал заявку на заселение. Мотивировал он свои притязания тем, что, так сказать, вырос в этой деревне, знает землю как никто другой и хочет основать семью, что он в известном смысле жертва нацистского варварства, бюрократия которого втравила его, незаконного сына бедного русского батрака, в позорную игру.

Целый день все в деревне ходили с открытым от удивления ртом. Это было самым невероятным. Десять, двадцать иных мотивировок, приведенных бароном, они не стали бы проверять, но то, что он имел наглость выдавать себя за сына батрака, да еще русского, это, как считало большинство, было уж слишком.

— Он издевается над пролетариатом! — орал Кравунке.

Но Вольф Дитер и не думал об этом, он просто хотел использовать все те возможности, которые давало ему новое время, и вовсе не собирался прибегать к нечестным приемам. Местный комитет по проведению земельной реформы преобладающим большинством проголосовал за него и уже на втором заседании избрал его председателем. Вне себя от ярости, обозвав всех присутствующих реакционерами, за которых не стоило страдать в застенках, Освин Кравунке покинул зал. Однако Вольф Дитер внес предложение наделить землей из имения прежде всего бездомных и безземельных переселенцев, потом бывших батраков и после этого уже давать наделы малоземельным крестьянам. Крестьяне-старожилы не без грусти и сомнений проголосовали за это предложение. На следующее заседание Освин Кравунке явился опять и стал делать разные намеки, вроде этого:

— Дайте мне только стать бургомистром, уж я наведу порядок, а от этого парня мы отделаемся.

Вообще он вел себя так, будто не могло быть иначе, чтобы его, Кравунке, не избрали бургомистром единогласно.

Тут к его ужасу этот самый Вальдхаузен или Бэр был вдруг официально объявлен в качестве контркандидата, конечно, за этим стояли бабы. В батрацкого сына они верили еще меньше, чем мужчины. Кравунке, который не побоялся бы никакой другой контркандидатуры, понял опасность

и проклял право женщин на выборы. Чтобы не дать противной партии собрать силы, он срочно назначил общее собрание крестьян, переселенцев и батраков с повесткой дня:

1. О выборах бургомистра.

2. Разное.

Когда подошел день собрания, а со стороны крестьян не было принято никаких мер, Кравунке вздохнул с облегчением. Но тут после обеда по деревне пошли девицы, которые стали расклеивать на всех деревьях, заборах и наличниках маленькие листочки, на которых было написано: «Кто такой Кравунке?» Эти листочки были плодом упорных трудов Лизхен и ее подруг. Что они имели в виду, они и сами не могли бы толком сказать. Собственно, они ведь ничего не знали о Кравунке, разве лишь то, что в деревне о нем никто ничего не знал. Во всяком случае, эти листочки возбудили сомнения по поводу управляющего и привели всю деревню, а особенно самого Кравунке, в неистовство.

Чисто отмытый, в воротничке и при галстуке, с толстым портфелем, появился Кравунке за столом президиума собрания и провел выборы бюро, сам предложив его состав. Он считал, что поступил очень хитро, включив в него несколько крестьян-старожилов, несколько батраков и даже одну женщину. Это была мамаша Ханчке, жена ночного сторожа, которая, однако, застеснялась и решительно отказалась в своем преклонном возрасте участвовать в подобных глупостях. Тут вместо нее предложила себя Берта Зиберт, третий ребенок которой был от Вольфа Дитера. Под общий хохот она взобралась на сцену.

Управляющий Кравунке произнес длинную речь о политическом положении в мире и в Германии. Потом он перешел к Мекленбургу, к помещикам и промышленным магнатам и в заключение сказал о земельной реформе и необходимости уничтожать всех врагов рабочих и крестьян. Особенно если они рядятся в рабочие и крестьянские блузы и пытаются похитить у суверенного народа его власть. Тут Кравунке набрал побольше воздуха:

— Сограждане! Женщины! Как волк в овечьей шкуре…

— Сам овца! — пронеслось звонко и гневно по залу.

Выкрикнула это Лизхен. Сбившись, Кравунке остановился.

Все посмотрели на Вольфа Дитера. Он спокойно продолжал сидеть на стуле и Лизхен тоже усадил на место. Тут он позволил себе шутку:

— Он хочет сказать — медведь в овечьей шкуре!

Присутствующие на собрании засмеялись, и докладчик решил, что он может выражаться яснее. И стал говорить совсем ясно. Никто не имеет ничего против приезжих, если только у них нет намерения захватить власть для темных политических целей. Речь здесь идет о выборах бургомистра, первых в новое время, о пользе и вреде, которые может принести община новой Германии, за идеалы которой люди томились в гитлеровское время в застенках. Тут барон никому не нужен, даже если он внебрачный или поддельный. Но, может, барон и настоящий, он, Кравунке, как раз занимается расследованием. Тут управляющий вытащил из портфеля какие-то документы, показал их публике и положил на стол перед собой. Все вытянули шеи: не раскопал ли и вправду Кравунке чего-то опасного? Тот почувствовал, что момент удачный, но черт дернул его опять не вовремя вставить фразу о чистоте семейной жизни и о доказанной аморальности противника.

— Это семейство благородных баронов фон Вальдхаузен, которые хотят открыть здесь свой филиал…

Тут Вольф Дитер встал, медленно, и прошло не так уж мало времени, пока голова его поднялась. В своем рабочем наряде так называемый барон выглядел среди более или менее отмытых крестьян еще больше пролетарием, чем он был на самом деле. В высокие крестьянские сапоги были заправлены штаны из чертовой кожи, принадлежавшие брату Лизхен, куртка была позаимствована у отца Лизхен, шерстяной шарф был подарен Дорой. Он встал и сказал: