Рассказы старых переплетов
Шрифт:
Итак, Адама Амилькара Косу можно отождествить с Адамом Амилькаром Косинским (1814–1893), данные о котором нетрудно обнаружить в «Истории польской литературы» Габриэля Корбута и в «Библиографии польской» Кароля Эстрайхера.
Таким образом, таинственным автором стихотворения, подписанного буквой М, оказался Адам Амилькар Косинский — третьестепенный варшавский литератор и перворазрядный мистификатор. Гомулицкий писал, что это был ловкий литературный обманщик и фальсификатор, бесцеремонно обкрадывавший других авторов, включая в свои стихи их образы, метафоры и готовые поэтические фразы. Опасаясь разоблачения, он пользовался многими псевдонимами и криптонимами. «Тувим неоднократно называл его в своей работе, — продолжал Гомулицкий, — и не подозревал, что, приводя несколько псевдонимов и инициалов, пишет об одном и том же лице».
Расследование ведет Комлош
Это шутка? Или тайна?
Началось все со случайного разговора. Однажды, лет двадцать назад, гостем редакции «Литературной газеты», где я тогда работал, был известный венгерский переводчик Янош Эльберт. Русским он владел прекрасно, так что разговор шел без посредника. Янош Эльберт рассказал о своих переводах советских писателей, о творческих планах. Узнав, что я собираю материал для книги о литературных загадках и мистификациях, он сказал: «Могу подсказать одну тему. Приходилось ли вам слышать о загадке, связанной с повестью Анатоля Франса „Мебель розового дерева“?»
«Кажется, не так давно она была напечатана в нашем журнале „Иностранная литература“, — отвечал я, — но какая связана с ней загадка, честно говоря, не знаю». Он пояснил, что уже несколько десятилетий повесть А. Франса не дает покоя венгерским литературоведам. Дело в том, что впервые она была опубликована в Венгрии, а не во Франции. Больше того, на родине писателя оригинал ее неизвестен, и вообще авторство А. Франса весьма сомнительно. Один из тех, кто пытается отыскать следы таинственной повести, — венгерский писатель Аладар Комлош. «Попробуйте написать ему», — посоветовал Я. Эльберт.
Я отправил Аладару Комлошу письмо, и между нами завязалась переписка. А еще через некоторое время я приехал в Будапешт. Созвонившись с Аладаром Комлошем, иду к нему на улицу Лайоша.
К этому моменту я уже знал, что Аладар Комлош старейший литератор — ему было тогда за восемьдесят. Однако, как писал о нем еженедельник «Элет эш иродалом», это «человек с вечно молодой душой», «одна из самых оригинальных и интересных фигур», тонкий знаток поэзии, автор нескольких романов, неутомимый «пропагандист и агитатор священного дела венгерской литературы». Начинал он как поэт. С 1912 по 1943 год писал стихи. Но в 1944 году Комлош-поэт умер, как сообщил он сам о себе в предисловии к сборнику избранных стихов, опубликованному в 1963 году. Поэт, современник тех, кого принесли в жертву на алтарь бесчеловечности, «безвременно погиб», лишился голоса, замолчал. Произошло это тогда, писал критик Геза Хегедюш, когда «внутреннее возмущение фашизмом усугубилось внешним принуждением».
После Освобождения Комлош вернулся к творческой жизни, однако предстал в новом качестве — боевого критика, историка литературы.
Его исследования «Символизм и венгерская лира», «Венгерская поэзия от Петефи до Ади» и другие работы принесли ему заслуженный успех. Этот новый Комлош-литературовед разительно отличался от прежнего Комлоша-поэта. Приводили подобные примеры, вспоминали, что кроткая лирика Йожефа Байзы, жившего в прошлом веке, совершенно не соответствует его темпераменту самого боевого венгерского критика; французский критик Сент-Бёв до такой степени ощущал разницу между своими двумя «я», что подписывал стихи псевдонимом Жозеф Делорм, разделяя таким образом себя на двух различных писателей.
В то время, когда состоялась наша встреча, Комлош работал в Институте литературы, много печатался, без устали трудился. Он, конечно, догадывался о цели моего посещения и без лишних слов приступил к теме. Мне хотелось, чтобы он подробно рассказал о своих поисках автора таинственной повести «Мебель розового дерева».
— Теперь я уже точно не могу сказать, как зашел об этом разговор, — начал Комлош. — Помню только, что однажды, в начале тридцатых годов, за столиком кафе Марцелл Бенедек [29] завел речь о литературных мистификациях. В числе других упомянул и повесть «Мебель розового дерева», заявив, что французский ее текст якобы не существует. Иначе говоря, причислил повесть к разряду литературных подделок. На мой вопрос, кто ее перевел на венгерский, с таинственной улыбкой отвечал: «Ф. Р., очевидно Фридьеш Ридл…» [30] .
29
Бенедек, Марцелл (1885–1969) — писатель, литературовед.
30
Ридл, Фридьеш (1856–1921) — известный литературовед, академик.
В ту ночь, — продолжал Комлош, — я долго ворочался в постели, вспоминая разговор за столиком кафе. В самом деле, мировая литература достаточно богата всякого рода мистификациями. Что, если «Мебель розового дерева» написал Фридьеш Ридл?..
Повесть «Мебель розового дерева» впервые была напечатана в 1896 году в издании «Дешевой библиотечки», выходившей в Будапеште. В этом не было ничего странного, если бы на обложке книги не стояло имя Анатоля Франса. Но что здесь необычного? Разве мало вещей французского писателя переводилось на другие языки? Но с этой повестью произошел особый случай. Когда в 1920 году в Венгрии задумали выпустить собрание сочинений Анатоля Франса, неожиданно выяснилось, что подлинника повести «Мебель розового дерева» не существует. Более того, такое произведение не известно ни на родине писателя во Франции, ни в других странах.
С тех пор рукопись Франса считалась пропавшей. Впрочем, пропавшей ли? Здесь вполне мог быть замешан один из тех фальсификаторов, о которых сам Анатоль Франс говорил, что их «жульничество обогатило светскую литературу столькими поддельными книгами». Но кто же автор повести?
Задав себе этот вопрос, Аладар Комлош вскоре уже не сомневался, что Ф. Р. не переводчик, а за этими инициалами скрылся истинный автор повести академик Фридьеш Ридл. «Тем, кто знал незабываемую личность этого превосходного литературоведа, нетрудно было поверить в это», — заметил Комлош. Артистичность натуры сочеталась в нем с любовью покрывать свою деятельность завесой тайны, склонностью к шутке. Именно эти качества необходимы для создателя литературной загадки.
Тонкий мастер пера, Фридьеш Ридл задумал грандиозную шутку и выдал повесть за сочинение Анатоля Франса. Причем, вполне возможно, что сам французский писатель подал к этому мысль своим персонажем профессором Бержере, одержимым манией мистифицирования. И хотя профессор ненавидел фальсификаторов, однако снисходительно считал, что подобный грех позволителен филологу. Видимо, потому, что и сам любил удивлять своих друзей «случайно» обнаруженными древними греческими текстами или выписками из редких книг, названий которых почему-то нет в библиографических справочниках. В руках профессора каким-то странным образом оказывался то греческий текст, якобы найденный в одной из гробниц города Филы, который он переводил на французский, то это была уникальная рукопись XVI столетия, откуда он будто бы списывал одну из «весьма любопытных глав». Друзья, ученики знали об этой его особенности. Прослушав очередной перевод «неизвестного» текста, они лишь понимающе улыбались…
Было еще обстоятельство, побудившее Комлоша верить в свою гипотезу. Дело в том, что именно Фридьеш Ридл установил автора знаменитых, якобы народных куруцких баллад. Точнее говоря, разоблачил Калмана Тали [31] как их сочинителя.
Песенная поэзия куруцев — борцов за свободу, солдат Ракоци, выступавших против гнета иноземцев, сохранилась главным образом в немногочисленных рукописных сборниках. Время от времени их удавалось разыскать в старых библиотеках, в архивах. Отдельные песни находили в частных письмах, на полях книг, где они были вписаны от руки, — словом, собирали по крупицам. Среди куруцких песен встречались подлинные шедевры. Безымянные их творцы пели о горькой жизни крестьян, о трудной солдатской доле, о повстанцах и их ратных подвигах и победах. «Мы покажем иноземцам, мы докажем им в бою силу нашего народа, честь солдатскую свою!» — говорилось в одной из песен.
31
Тали, Калман (1839–1909) — историк, поэт.