Рассказы (-)
Шрифт:
– Чудной ты парень, - сказала Китти Мэлоун и пошла в кладовку за пирогом.
Гном сидел, болтал ногами и поглядывал на Тима О'Халлорана.
– Ох, как мне хочется задать тебе трепку, - простонал тот.
– Фи, - ухмыльнулся гном.
– Неужто ты поднимешь руку на родного племянника? Но ответь мне на один вопрос, Тим О'Халлоран: твоя нареченная состояла у кого-нибудь в услужении?
– А если бы и так, - вспыхнул Тим О'Халлоран.
– Кто скажет, что она себя этим уронила?
– Только не я, - заверил его гном, - ибо я, приехав в эту страну, узнал, что такое человеческий труд.
– Да, намерен. Хотя какое тебе до этого...
– Неважно, - перебил его гном.
– У тебя шнурок на башмаке развязался, храбрый человек. Вели мне завязать.
– А ну завяжи мне шнурок, зловредное созданье!
– рявкнул Тим О'Халлоран. Гном так и сделал. А потом вскочил на ноги и запрыгал по комнате.
– Свободен! Свободен!
– верещал он.
– Наконец-то свободен! Я услужил слуге слуги, и древнее заклятие больше не имеет надо мной силы. Я свободен, Тим О'Халлоран! Счастье О'Халлоранов теперь на свободе!
Тим О'Халлоран таращился на него, онемев от изумления. Потому что прямо у него на глазах с гномом стали происходить перемены. Он, правда, остался маленьким наподобие мальчонки, но это уже была не прежняя нечисть, видно было по глазам, как в него вселилась христианская душа. Прямо оторопь брала смотреть. Но это было замечательно!
– Ну что ж, - проговорил Тим О'Халлоран, совладав с волнением.
– Рад за тебя, Рори. Ведь теперь ты, конечно, вернешься в Клонмелл, ты честно заработал это право.
Гном покачал головой.
– Клонмелл - славное, тихое местечко, - сказал он.
– А здесь жизнь поразмашистей. Наверно, что-то такое в воздухе - ты небось не заметил, а ведь я с тех пор, как мы повстречались, вырос на добрых полтора дюйма и чувствую, что расту еще. Нет, я хочу употребить мои природные таланты и отправлюсь на Запад, где роют шахты, там, говорят, есть такие глубокие, весь Дублинский замок с головкой уйдет, и у меня руки чешутся приступить к делу! Но кстати сказать, Тим О'Халлоран, я тогда немного слукавил насчет горшка с золотом. Ты найдешь свою долю за дверью, когда я уйду. А теперь - всего вам доброго и долгих лет жизни.
– Но ты ведь не навсегда прощаешься с нами, дружище?
– воскликнул Тим О'Халлоран. Он только теперь понял, как привязался к этому забавному малышу.
– Нет, не навсегда, - ответил тот.
– На крестинах вашего первенца сына я буду стоять у его колыбели, хотя вы меня, возможно, и не увидите, и так будет и с сыновьями ваших сыновей, и с их сыновьями тоже, ибо счастье О'Халлоранов только начинается. А пока расстанемся. Ведь у меня теперь христианская душа, и у меня есть в жизни своя работа.
– Погоди минутку, - говорит ему Тим О'Халлоран.
– Ты не во всем разбираешься, ты ведь человек новый. Ты, конечно, имеешь в виду обратиться к священнику, но в экстренных случаях это может проделать и мирянин, а тут, бесспорно, случай экстренный. Не могу же я отпустить тебя вот так, некрещеного.
Он осенил гнома крестным знамением и нарек его - P ори Патрик.
– Правда, не все формальности соблюдены, зато побуждения самые добрые, - заключил Тим О'Халлоран.
– Благодарю тебя, - сказал гном.
– Если был ты передо мною в долгу, то теперь отплатил с лихвой.
Тут он как-то вдруг взял и пропал, и Тим О'Халлоран остался в комнате один. Стоит и глаза трет. И видит за дверью мешочек, оставленный гномом, - а тут и Китти возвратилась с ломтем пирога на тарелке.
– Тим, а где же твой малолетний племянник?
– спрашивает.
Обнял Тим О'Халлоран свою Китти и рассказал ей все как было. Все ли она приняла на веру, это вопрос другой. Но одно надо заметить: с тех пор в их семье непременно есть один Рори О'Халлоран, и он изо всех самый первый счастливчик. А когда Тим О'Халлоран сделался начальником дороги, как он назвал свой личный автомобиль? "Гном", вот как. И во время деловых поездок, рассказывали люди, при нем часто видели небольшого такого человечка, ростом с мальчишку. Вдруг объявится на каком-нибудь полустанке, и его сразу пускают к начальству, а большие тузы железнодорожного мира дожидаются в тамбуре. И вскоре из вагона доносилось пение.
Якоб и индейцы
Перевод В. Голышева
История эта давних дней - да не обделит Господь всех, кто жил в то время, и потомство их.
Так вот, в те дни Америка, понимаете ли, была другой. Это была красивая страна, но если бы вы увидели ее сегодня, вы бы не поверили. Ни автобусов, ни поездов, ни штатов, ни президентов, ничего!
Ничего - только колонисты, да индейцы, да дикие леса по всей стране, да дикие звери в лесах. Вы представляете, какое место? Вы, дети, теперь об этом даже не задумываетесь; вы читаете об этом в учебниках - но что там напишут? А я заказываю разговор с моей дочерью в Калифорнии и через три минуты говорю: "Алло, Рози?" - и Рози мне отвечает и рассказывает о погоде, как будто мне интересно знать! Но так не всегда было. Я вспоминаю мою молодость - все было не так. А при дедушке моего дедушки опять-таки все было по-другому. Послушайте рассказ.
Дед моего деда был Якоб Штайн, и приехал он из Реттельсхайма, из Германии. В Филадельфию приехал - сирота, на парусном корабле, но человек не простой. Он был образованный человек - он учился в хедере {Еврейская начальная религиозная школа.}, он мог стать ученым из ученых. Но видите, как случается в нашем скверном мире? Чума, новый великий герцог - всегда что-нибудь не то. После он неохотно об этом рассказывал - зубы во рту они ему оставили, но рассказывал он неохотно. И зачем? Мы, дети диаспоры, когда приходит черный день, мы его узнаем.
И все-таки вообразите - молодой человек с красивыми мечтами и образованием, ученый юноша с бледным лицом и узкими плечами в те давние времена приезжает в такую новую страну. Ну, он должен работать, и он работает. Образование отличная вещь, но в рот его не положишь. Он должен носить за плечами мешок и ходить с ним от двери к двери. Это не позор; так начинали многие. Но он не толковал Закон и первое время очень скучал по дому. Ночами он сидел в комнате при одной свече и читал проповедника Коэлета {Екклесиаста.}, покуда горечь проповедника не наполняла его рот. Лично я не сомневаюсь, что Коэлет великий проповедник, но имей он добрую жену, он был бы более веселым человеком. В те времена они держали слишком много жен - они запутывались. Но Якоб был молод.