Рассказы
Шрифт:
Матепулятор был уже рядом с гравилетом и видел, как поврежденная часть кормы наливалась изнутри темно-багровым светом.
Прошло некоторое время, и, корабль снова приблизился к планете. На этот раз снижение происходило стремительнее, чем раньше: к тормозящему действию атмосферы добавилась реакция пространства, возвращавшегося в естественное состояние. Человек настроил скутер на снижение, но не уходил из-под кормы, точно мог заслонить собой обреченный мир. «Трагическая случайность», — юноша не раз слышал эти слова, но никогда еще не испытывал такой ненависти, как сейчас, к тому, что скрывалось за этой формулой. «Если существует трагическая случайность, — думал он, — то человек — не «венец творения», а жалкая игрушка в руках Случая!» Матепулятор весь
Когда память выполнила свою задачу и все, что надо, было растасовано и уложено по местам, появилась небывалая схема расчетов, сложность которой явно превышала человеческие возможности.
А внизу темнели моря, сверкали вершины гор, шли, как сны, облака… И вместе с этой уютной реальностью готовилась исчезнуть навеки тайна удивительного стечения обстоятельств, породивших жизнь.
Тень корабля над головой заслонила солнце. Еще немного и вздрогнут звезды…
Корма гравилета раскалилась. Теперь по цвету видно было место, где вырвется плазма. Скорость падения увеличивалась. Пришлось ускорить снижение скутера. Юноша неотрывно глядел на то место, где удар нарушил структуру гравитационного резервуара.
По мере того, как раскаленное пятно становилось ярче, — все быстрее и яростнее работал мозг человека. Он действовал по программе, которую сам же считал чудовищной, но еще чудовищнее была неотвратимая гибель целого мира. Движение мысли уже нельзя было остановить: огненное пятно на корме гравилета будто действовало на нее катализирующе. Свечение кормы увеличилось, из красного оно стало желтым. Напряжение росло. Человек считал… Нет, это были уже не расчеты — словно молнии пронзали мозг. Но он не страдал, он работал вдохновенно, свободно, неудержимо.
В центре пятна появилась ослепительная точка. «Это конец! — мелькнуло где-то на краю сознания. — Сейчас все решится!» Действительно, это было последнее мгновение — короткий миг, за который юноша успел вставить в расчеты пространственные координаты корабля и кинуть скутер прочь, подальше от исходящей жаром махины. Увидеть он ничего не успел…
Высоко над землей плыл крохотный алый лепесток. Лес затаил дыхание. Внутри лепестка вспыхнула звездочка, такая яркая, что на нее невозможно было смотреть. Но она все росла и становилась все ярче. Тень должна была сдаться, она бежала, сжималась в комок, забиралась в щели, кидалась в воду, нигде не находя спасения и вдруг… прыгнула в небо. Будто швырнули вверх бархатный лоскут ночи — без звезд, без проблеска света. И в эту быстро сжимающуюся черную щель, как монета, закатилась слепящая точка.
Раздался грохот. Налетел ветер. Солнце зарыли тяжелые тучи, расшитые молниями. Начался ливень. Лес задрожал, зашумел, и в этом аду он не заметил, как пронеслась над болотом неясная тень. Что-то упало в кусты и прокатилось по мшистым кочкам.
Гроза прошла так же быстро, как налетела. Ветер прогнал тучи и стих. Лес облегченно вздохнул, огляделся.
— Привет! — сказал человек, снимая скафандр. — Представляешь, как нам повезло: никому еще не приходило на ум, что пространство можно рассечь… словно лист капусты, сквозь эту щель просунуть готовый вспыхнуть корабль и выбросить — в тартарары! — Так сказал человек, а невидимое, но ощутимое это пространство вибрировало, волновалось, обнимая звенящий, умытый грозою день. И уже немыслимо было представить себе, что он мог стать последним..
НЕПОВТОРИМОСТЬ
При известии о насильственной смерти вместе с ужасом возникают вопросы: «За что?», «При каких обстоятельствах?» «Кто?» Когда же нас подвергают «насильственной жизни», почему-то не возникает вопросов. Это считается в порядке вещей. Тогда как в действительности здесь столько загадок, что даже браться их формулировать — безнадежное дело. Чтобы не быть голословным и не ходить далеко, расскажу о себе.
Каждый прожитый день звучал, как симфония. Я был в жизни из тех энергичных «маэстро», что фехтовальным приемом «закалывают» финальный аккорд. Утром — пробежка по берегу Юглы. Грудь точно бубен звенит. На девятый этаж — быстрым шагом по лестнице. Душ. Легкий завтрак. Не менее часа дается на темные с проседью баки, бородку, усы, загорелую, гладкую кожу лица. Все налажено: есть достойная пенсия, неплохое жилье, эллинг с чудо-моторкой на озере. Люблю пронестись с ветерком, встретить с удочкой солнце, зимой — встать на лыжи, над лункой подкараулить леща.
Сам я родом из Пскова. В войну был радистом на пеленгаторной станции. Встретил победу в Курляндии. В Риге заканчивал ВУЗ. Студентом за лето освоил вторую профессию — класть кирпичи. Так что построить на хуторе дом или в Юрмале дачу, сложить настоящий камин, — для меня не проблема.
Любил свои руки, лицо, тело, голос. Они помогали мне в главной работе: на деловых совещаниях обаяние — не последнее дело.
Обожал путешествовать: завораживал прошивающий небо серебряный авиаслед.
Из дам отдавал предпочтение «золушкам», не строившим на мой счет твердых планов. Не нуждался ни в прачке, ни в няньке: все для себя делал сам. А если болел, то из Юрмалы наезжала сестра.
«Любовь» — это чисто беллетристический термин. Простой народ говорит: «Люблю бабкины пироги с картошкой», или: «У Маньки с Ванькой — любовь» — то бишь интрижка. Еще говорят: «радость — в детях». Не спорю. Меня, например, обожают племянники. Я в их глазах — легендарная личность. В каникулы, по воскресеньям катаю ребят на моторке по рекам, озерам, на острове жарю для них шашлыки, а в добрые дни мы выходим в Залив и носимся вдоль бесконечного пляжа, разглядывая в бинокль купальщиц.
Когда гуляю вразвалочку по рижским бульварам (этакий морской волк в капитанской фуражке и темных очках), — чувствую, как девицы меня провожают глазами.
Едва после дождичка в мае запахнет сиренью, я вновь ощущаю молодое блаженство, и рвется куда-то душа… Но куда мне лететь: на юг, где на каждом шагу кто-то просит тебя закурить, прикурить и «который час», и где ремешки у мужчин ниже брюха? Принято думать, что к лени располагает тепло. Но для этого незачем далеко улетать. Лень — мудрая дань осознания бренности бытия. А счастье, как полагают, заключено в осознании нужности… Я нужен жизни, она нужна мне. Я не поверю, что могу умереть!
Но с друзьями мне не везло. Пожалуй, ближе других был Нодар. Когда-то семейство его переехало из Кутаиси в Смоленск… Родители там и погибли во время бомбежки. Нодар, как и я, был на фронте, а после ранения вышел из госпиталя с укороченной костью ноги. С того времени ходит с прискоком.