Рассказы
Шрифт:
То, что ему был послан знак свыше, молодой человек осознал, когда цепочка разорвалась, и он потерял крест. Выслушав упреки матери, он почувствовал странное освобождение, и в первую же ночь спал как убитый.
За воспоминаниями Владимир не заметил, как проглотил свои бутерброды с сыром и выпил кофе. Взгляд случайно упал на календарь: тридцатое апреля. Мужчина хлопнул себя по лбу. Сегодня Радоница, день поминания предков. «Летите, милые деды…» Он усмехнулся. Знала бы мать, в какой день она ему явилась во сне.
На скромном маленьком
Он выкинул старые листья в овраг, постоял, облокотившись на березу, глядя на могилку.
— Так ты, мать, ничего и не поняла, — вздохнул он. — Не смог я тебя переубедить. Ну что ж, воля твоя и твой Христос тебе судья.
Молодой человек вынул из сумки пару купленных по дороге блинов и положил их на могилку. Выходя из ворот кладбища, привычно обернулся назад и прошептал: «Именем Велеса заклинаю: Навье оставайся в Нави, а живое живи в Яви! Да будет так!»
3
Олеся чувствовала, как силы по капельке покидают ее, делая тело легким и невесомым. Боль, поселившаяся в затылке, вдруг исчезла. Новое ощущение, когда она видела себя сверху, показалось ей забавным.
Кто-нибудь пробовал разглядывать свою комнату с потолка? Вот ее маленький полированный столик, на котором лежит раскрытая книжка «Белоснежка и семь гномов». Олеся хотела бы оказаться на ее месте и жить в лесу с гномами. Ну и с мамой, конечно. Только вряд ли мама бы согласилась: лес она совершенно не любит. Надо ей рассказать, как интересно сидеть на потолке и как здорово, когда у тебя ничего не болит.
Так что тут у нас в комнате? Кукла Ариша до сих пор спит в маленькой кроватке, шкафчик с ее нарядами, коляска. Слоненок Тима слегка завалился на бок, как будто устал, а вот…
Олесю отвлек шум в коридоре: легкие мамины шаги, хлопнула дверь, раздался знакомый голос. «Ах, так это дядя Валера приехал, — подумала Олеся. — И, наверное, привез мне какой-нибудь подарок».
Дверь открылась, на цыпочках в комнату прокралась мама. Осторожно присев на краешек кровати, положила Олесе руку на лоб.
«Почему я не чувствую прикосновения?» — удивилась девочка.
— Мама я здесь! На потолке.
Вероника убрала руку со лба и вздохнула.
— Что же с тобой, милая? Лоб опять горяченный.
Олеся смотрела на себя, как в зеркало. Да, лицо у нее бледное-пребледное, растрепавшиеся темные косички лежат на белой подушке мертвыми змейками. А нос кажется острым.
Но у нее ничего не болит, совсем ничего, пока она на потолке. Но мама ее не слышит, придется снова забираться в тело, чтобы поговорить с ней.
Девочка застонала: ох, как же здесь больно. Она с трудом приподняла тяжеленные веки:
— Пить!
Вероника прислонила к губам чашку с водой, ей удалось сделать несколько глотков.
— Мам, я была на потолке.
— Доченька, да что ты такое говоришь?! Температура опять поднялась. Подожди, сейчас лекарство тебе дам.
«Ну вот, мама не поверила», — подумала Олеся.
Дядя Валера просунул голову в приоткрытую дверь.
— Ника, я зайду на минутку. У меня для Олеси подарок.
— Да какой подарок?! Не знаю, как ей температуру сбить?! Таблетки не действуют.
— У меня есть для нее одна вещь. Я на минутку.
Тяжелые мужские шаги, Олеся с трудом открыла глаза, пытаясь улыбнуться.
— Привет больным! Смотри, что я тебе принес, — Валера достал из пакета коричневого медвежонка и посадил на постель. — Теперь ты обязательно поправишься: мишка принес здоровье. На улице весна, косолапый только проснулся, вышел из берлоги, в которой сладко проспал всю зиму…
Дядя Валера еще что-то рассказывал, она выпила лекарство. Почувствовала, словно проваливается куда-то…
— Валер, это что такое ты Олеське на шею нацепил? — накинулась Вероника на брата, когда они вышли на кухню.
— Это мой талисман — медвежий клык, — смущенно пояснил мужчина.
— Только этого не хватало! — возмутилась Вероника. — Больному ребенку всякую заразу в постель тащишь.
— Послушай меня, Ника. Несколько лет назад, пять или шесть, подожди, посчитаю. Сейчас у нас две тысячи второй год. А тогда был девяносто восьмой. Ага, значит, пять лет назад…
— В том году Олеська родилась, — заметила Вероника. — Ты ближе к делу можешь?
— Да успокойся ты, сестренка, — Валера обнял ее за плечи. — Говорю тебе — поправится наша Олеся. Так вот, слушай. У меня знакомый есть, Лешка, мы в армии подружились. Он с Ростова. Даже не с Ростова, а из поселка какого-то. У них там развлечения — охота да рыбалка. Ну и водка еще, — Валера улыбнулся и погладил недавно отросшую бородку. — Как-то приехал я к нему на охоту. Да неудачно тогда вышло, кабаниха, защищая деток своих, мне ногу клыком пропорола. Рана неопасная, да видать, зараза попала. Температура у меня тогда поднялась, как у Олеси. Местный врач заговорил об ампутации. А Леха привел местного знахаря, который лечил меня травами да заговорами. Я плохо помню, как это происходило — без сознания был. Только потом заметил, что лекарь крест мой серебряный с шеи снял, а вместо него надел медвежий клык на шнурке. Я когда поправился, ходил к моему спасителю. Оказалось, он до сих пор поклоняется языческому богу Велесу, поэтому и крест мой снял. Сказал, что клык заговоренный, и чтобы я не снимал его, он здоровье приносит. Ну, вот я его Олесе и передал. Пусть ей поможет.
— И ты в это веришь? — поморщилась Вероника.
— Видела бы ты меня тогда, так бы не говорила, — оборвал ее Валера. Он вдруг вспомнил последнюю фразу старика: через тебя этот амулет попадет к тому, к кому нужно.
— И ты теперь вместо креста медвежий зуб стал носить? — ехидно спросила Вероника.
— Ну, — Валера опять смутился и начал пощипывать бородку, — Крест-то ведь не помог… Знахарь мне много рассказывал про нашу старую веру. Я даже как-то проникся. Он верит, что в две тысячи десятом году прежние боги вернутся.