Рассказы
Шрифт:
Крупные капли забарабанили по окнам, по крышам. Пусть дождь, пусть ливень, только не град. Если град, тогда все пропало — и самовар, и корова, и сестрина шаль, и мой новый бешмет…
Как только кончилась гроза, я выскочил на улицу. Дорожные колеи и выбоины залило водой, но не видно было ни одной ледяной горошины. Черные тучи пронеслись, не причинив вреда нашим полям.
И лица выглянувших из домов людей просветлели, как небо, на котором снова ярко светило солнце.
— Уцелели наши хлеба. А дождь
Кто-то ещё сомневался:
— А не было ли града в поле?
Но ему возразили:
— Тогда бы и на улицу упало хоть несколько градин. А где они?
Все же отец не вытерпел, пошёл в поле проверить. Он возвратился успокоенный, с пучком колосьев в руке.
— Смотри, Вали, какие крупные! Не было в поле града, стоит наша рожь, как стояла. Уже поспевает. И урожай, только б не сглазить, будет богатый. Через недельку, даст бог, сразу после базарного дня, начнём жать.
После базарного дня! Значит, ждать мне осталось недолго.
Вечером в чистом небе сиял молодой месяц, блестящий и острый, как мой будущий серп.
III
На всех старых серпах отец уже давно насёк зубья. В базарный день он купил и принес домой еще один новый серп, красивый, с зелёной ручкой.
Увидев новый серп, я выпалил:
— Пусть он будет моим!
Сестре Салимэ тоже понравился новый серп с зелёной ручкой. Но сестра у меня очень добрая, с младшими никогда не спорит.
И на этот раз Салимэ уступила:
— Я уже привыкла к своему прошлогоднему серпу. Пусть новый достанется Вали, раз ему так хочется.
Я не мог налюбоваться своим новым серпом. По сравнению со старым он казался, таким блестящим, таким красивым! Когда же наконец я начну им жать!
И вот долгожданный день настал.
Мы поднялись раньше обычного, приготовили всё, что нужно, и выехали в поле. Там мы застали некоторых наших односельчан. И для них этот день был большим днём, началом жатвы.
Пока мы с отцом распрягали лошадь, сестра Салимэ с разрешения матери уже принялась жать.
— У нашей Салимэ счастливая рука, — сказала мать, — пусть она и начинает.
А я, новичок, выслушал отцовский наказ. Чтобы не поранить руку, остриё серпа, которым срезаешь колосья, надо немного наклонять вниз. Отец показал мне, как свивать перевясло — соломенный жгут, которым опоясывают сноп.
— Не делай его тонким. Тонкое перевясло порвётся, когда будешь переносить сноп, и сноп рассыплется. Ты понял меня, Вали?
Я ещё немного посмотрел, как быстро и красиво жнёт отец. Серп так и сверкал, словно играя, в его руке.
За отцом встала мать. Я встал между матерью и сестрой.
Я ещё не успел свить перевясло, как впереди меня глухо стукнул о землю третий сноп, поставленный Салимэ.
— Какие снопы тяжёлые! — радовалась сестра. — Это потому, что колосья крупные. Думаю, с одного воза пудов десять — двенадцать намолотим.
К нам подошёл сосед Хаким-бабай.
— Ого! Я вижу, и Вали начал жать. Так и надо. Очень хорошо, очень хорошо!
Я поставил свой первый сноп.
Отец, осмотрев его, посоветовал мне делать перевясла покрепче и собирать снопы крупнее. Тогда выгадываешь время: и перевясел понадобится меньше, и скорей перетаскаешь снопы.
Я готов был слушаться и отца и мать, но мой новый серп меня плохо слушался. Какой-то он тупой, неповоротливый, неудобный… Зря я не отдал его Салимэ!
Но родители подбадривали меня:
— Ничего, ничего получается, а потом будет ещё лучше…
Ныли большие пальцы на руках, но я снова нагибался, врезаясь серпом в гущу ржаных стеблей.
Я обрадовался, когда мать позвала обедать, хоть немного передохну. За обедом я всё поглядывал в поле: там стояло пока всего только двадцать, но моих снопов.
IV
Свою рожь мы убрали, но с новым серпом я не расстался. Мы нанялись жать рожь местного богача Салима-аги.
— Отдыхать будем потом. В страдную пору только и заработаешь, — любил повторять отец.
Первый день я жал вместе со взрослыми от утренней зари дотемна. Никто на меня не жаловался, и я не жаловался на свой серп.
На другой день мы услышали стук колёс. Это приехал бай проверять нашу работу.
Он оставил тарантас на краю поля и зашагал в нашу сторону медленно, озираясь, словно чего-то искал. Я понял: Салим-ага выискивал оставленные нами колоски.
Отец пошел ему навстречу и вежливо приветствовал хозяина. Но бай словно не слышал отцовского приветствия, он начал разговор с попреков:
— Галиахмет, так работать не годится. Грязно жнёшь. Слишком много хлеба остается в поле.
Бай помахал колосками, зажатыми в руке.
Отец стал оправдываться:
— Мы работаем честно и добросовестно, но за каждым колоском не углядишь. Если бы ты сам жал свою рожь, и после тебя бы тоже остались колоски.
Но бай продолжал твердить своё:
— Раз нанялись убирать мой хлеб, то должны работать чисто. Не зря я деньги плачу!
Бай искал повод, к чему бы придраться. Его бегающие глаза остановились на мне:
— А что здесь делает этот мальчишка?
Отец не успел ответить, как бай подошел к копне и, присмотревшись, взял в руки мой сноп.
— Слабо завязано. Когда такой сноп будут переносить, он рассыплется. Так дело не пойдет. Это ты вязал сноп?
Я молчал и, опустив голову, разглядывал свой серп.
— Разве можно доверять серп мальчишке? Какой из него жнец? Он только портит хлеб.