Рассказы
Шрифт:
Тот, который упал как лимонно–лунный свет на голову после долгих облачных ночей, спросил, не бойфренд ли это, не мальчик ли друг. Мальчик, мальчик, точно, полный, искренний друг — ответила вежливо. Ничего не понимаю, сказал тот, который упал как лимонно–лунный свет и так далее, — ничего. Понимаю, что прошло время, угасли порывистые чувства, поросло быльем былое, прошлое стало бельем неглаженым, гадким, стерильным. Но зачем, пушистая, ты сказала — приезжай? Зачем позвала, бывшая сладкая?
Женщина нахмурилась озабоченно.
«Иначе было бы невежливо», — сказала.
Поморские сказы им. Шотмана, или Мифы нового реализма
Судьба Бориса Шергина
Теперь, после этого вступления, я расскажу две истории про выдру. Вообще, в хитросплетениях психологических нюансов деление поведенческих мотиваций современного человека на черное и белое, изрядно затуманенное декларируемой повсеместно адаптивностью, для меня порой радостно и необходимо. Так вот, одна из историй про выдру будет чудесная, а другая — отвратительная.
Одна молодая привлекательная женщина питала слабость к отставным военным. Тут были и воспоминания о детстве, проведенном в военном городке бравых летчиков, и приязнь к простоте суждений, и любование общей подтянутостью. Поэтому, когда в купе поезда дальнего следования ее попутчиком оказался чудесный полковник с пышными усами и седеющим ежиком оправданной прически, симпатия не заставила себя ждать долго. Нет–нет, ни о каком интиме речи быть не могло, молодую женщину сопровождал ее пожилой отец, да и нрава она была достойного, то есть строгого. Но симпатии приказать никто не мог, да и должен не был.
Полковник оказался приятным собеседником, много видел и поэтому знал, обладал острым наблюдательным взглядом и бойким языком. Ко всему прочему он был еще и заядлым охотником, а природа — одно из немногих явлений в современном нам мире, которое не дает окончательно скиснуть душе. Молодую женщину потряс именно охотничий рассказ собеседника. Однажды тот охотился на выдру и метким выстрелом ранил ее. Выдра спряталась. Под какие–то коряги. А наш герой, умудренный значительным жизненным опытом, знал — живое существо перед смертью очень боится остаться одно. Ему обязательно нужен кто–нибудь подобный, тогда легче. Поэтому и солдат погибших зачастую находят в воронках и других укрытиях по двое, тесно прижавшихся друг к другу.
Полковник все это знал. А еще обладал важным умением. Увидев, что зверя не достать, он закричал голосом смертельно раненной выдры. Всем сердцем потянувшись к страдающему собрату, настоящая выдра вылезла из спасительных корней и была добита бравым охотником.
У меня есть чудесный друг. Он очень тонкий (даже внешне), талантливый и печальный. Пишет, фотографирует, лазает по лесам. Не человек, а пароход, легкий пароход — глиссер. Человек–глиссер. Следующий рассказ принадлежит ему. Я — лишь неумелый передатчик страстной и завораживающей истории.
«Ехать на север страшно. Особенно в незнакомые места. Будь даже у тебя ружье, палатка, байдарка, спиннинги и сети, опыт выживания — безумно страшно все равно. Этому страху нет названия, и оправдания ему тоже нет — ты давно уже живешь в цивилизации, ты знаешь, что земля
В тот раз мы взяли в путешествие мою жену. Девушка она привычная, боевая и походная, не раз уже пряталась в палатках от медведей и в дыму от комаров. Но на третий день живописания братом своих подвигов не выдержала и она:
— Ребята, хватит, — взмолилась полуобморочно, — давайте о чем–нибудь другом поговорим, чудесном.
— А о чем чудесном еще можно говорить? — искренне удивился брат.
— Вот, например, я в озере вчера видела прекрасное животное — выдру, — не сдавалась жена.
Брат напряженно думал несколько секунд. Затем лицо его просветлело:
— А меня с утра так выдрало…»
Одному мальчику мама купила аквариумную рыбку, сомика. Он долго мечтал именно о такой — вроде бы некрасивая, даже безобразная, а очень полезная рыбка. Сплюснутая широкая голова с длинными выростами — щупами, пятнистое тело неприятного зеленоватого оттенка. Но зато — присоска. Могучая присоска с толстыми жадными губами. Губы эти находились в постоянном движении, сидел ли сомик на листе подводных растений, или рывками продвигался вверх по гладкому аквариумному стеклу — губы шевелились. Сначала мальчик думал, что рыба бесшумно говорит что–то, одно и то же, видимо, очень важное — губы шевелились одинаково — «вот–там, от–ман, кот–мам». Мальчик заходил в зоомагазин и часами наблюдал за чудесной рыбой, силясь разгадать ее тайну, печальную и однообразную. Лишь через много дней его заметила продавщица, сначала долго и зорко наблюдала за ним — не стащит ли чего, а потом подошла и спросила.
— Вот–там, от–ман, — от смущения мальчик с трудом смог объяснить, чего он ждет от рыбы.
— А, этот, — усмехнулась созревшего вида девица. — Ничего он не говорит. Он от грязи стекла чистит. Поэтому полезный очень.
Она ушла, успокоенная. А мальчик не поверил ей. Он совсем не разочаровался в этом сомике. Да, полезный. Да, чистит. Но еще и говорит при этом что–то важное — мальчик это точно знал, видел глазами, чувствовал ужасом приобщенности к тайне.
С того дня он буквально замучил маму уговорами. Уже знал, что для нее лучшее — это польза всего на свете, и напирал особенно на это. Доказывал, как чисто станет в их аквариуме с маленькими глупыми гуппиями, когда там появится такой чудесный сом. Доказывал — и доказал.
В выходной, один из лучших в жизни, они поехали в магазин. Они купили сомика у той же продавщицы. Они взяли пакетик с водой и накачанным туда кислородом. Они посадили туда меланхолического сомика, который тут же стал чистить изнутри полиэтиленовую гладь. Для мамы, чтобы ей понравиться. Потом они втроем сели в автобус. Мама тут же повстречала знакомую и стала с ней разговаривать, а мальчик вытащил из–за пазухи пакет с водой и рыбой. Сомик чистил. Вернее, нет, мама не смотрела сейчас, — он говорил. Он шептал беззвучно, отчаянно, безнадежно, словно хотел о чем–то предупредить, спасти — «вот–там, от–ман, кот–мам».