Рассвет Ив
Шрифт:
Чем дольше я присматривалась, тем острее становилось зрение. Артерии паутиной пронизывали его шею, вздуваясь красным и синим под фарфоровой кожей. Я следила за потоком крови через каждый изгиб и ветку, завороженная свирепостью, с которой она текла. Неужели он делает это нарочно? Как-то изменяет свою физиологию, чтобы напугать меня?
Мое зрение приблизило картинку. Я не знала как, но сеть капилляров увеличивалась, пока все, что я могла видеть, не превратилось в матрицу кружащихся клеток крови. И еще чего-то. Чему там не место.
Серебряные частицы
«Что?»
— Салем, — мой голос дрогнул. — У тебя что-то в горле.
Он замер.
— Что ты сказала?
— Что-то действительно странное, бл*дь, скользит по твоим венам.
Он дернулся, подставляя шею под мой прямой взгляд. Когда мои глаза снова сфокусировались, я не увидела ни артерий, ни серебряных червей, ничего необычного. Неужели мне показалось?
Ни за что. Мне ничего не мерещилось.
— Как тебе удалось сделать свою кожу прозрачной?
Отпустив мои запястья, он схватился за свое горло, приоткрыв рот, сморщив лоб, отвлекшись.
Я припала к полу и выставила ногу, чтобы выбить его из равновесия. Он споткнулся, широко раскрыв глаза, и я набросилась на него.
Годы, проведенные на поле боя, подарили мне смертельно сильные пальцы и руки. Когда я повалила его на пол, моя несгибаемая хватка оставалась рядом с его суставами — запястьями, плечами, тазом — но черт меня побери, он был скользким. Каждый раз, когда я заставляла его подчиниться, он выворачивался, швыряя меня на бетон и прижимая к стене.
Дерьмо, ладно, я была слабее, определенно медленнее, но я заставила его потрудиться, отклоняя укусы и блокируя удары. Мои рефлексы сработали, каждый мускул напрягался так, как учили меня мои отцы. Я рассчитывала удары, двигала телом, как водой, и связывала свое душевное состояние с дыханием.
Используя центр тяжести Салема против него, я перенаправляла большую часть его ударов, пока мы катались по комнате в сплетении рук и ног. Хрипы эхом отдавались от стен, кулаки били по плоти, колени впивались в мускулы.
Боль взорвалась в моем бедре, сопровождаемая теплым потоком из раны. Я прикусила щеку, почувствовала металлический привкус и замахнулась кулаком на его лицо.
Он увернулся, проскользнул мимо моей защиты и перевернул меня на спину. Он даже не запыхался, когда поднял мои руки над головой и наклонился ко мне.
— Что ты увидела у меня на шее?
Я жадно глотала воздух, ища артерии, которых больше не было видно.
— Твои вены? Твоя кровь? Я не знаю! Это ты мне скажи.
— Мои вены? — он приподнял черную бровь и использовал вес своего тела, чтобы прижать меня к полу.
Бетон
— Слезь с меня, тяжелый ублюдок.
Извиваясь под ним, я попыталась высвободить руки из его пальцев. Но моя борьба была напрасным усилием, которое очень походило на прелюдию. Каждый подъем и поворот моих бедер заставлял нижние части наших тел тереться в грязном танце. Только тонкая полоска замши разделяла наши груди, и моя влажная кожа интимно скользила по его, делая это единственной телесной жидкостью, которую я когда-либо делила с другим человеком. Или животным.
Это должно было вызвать у меня отвращение. Должно было убедить меня перестать ерзать. Но святая милосердная Матерь, моя кровь кипела, и мои центры наслаждения пришли в неистовство. Удушающая тяжесть его твердого как камень торса, подергивание его эрекции у моей киски, дразнящая улыбка на его захватывающем дух лице заставили мое либидо мурлыкать, а мое сердце реветь.
Мне нужно было изгнать это дерьмо, прежде чем я сделаю что-то глупое, например, примусь поглощать его рот, потому что серьезно, его губы — все такие розовые и мягкие — выглядели достаточно хорошо, чтобы их съесть.
Заставив свое тело расслабиться, я сдержала бешеный пульс и выровняла голос.
— Чего ты хочешь?
Он склонил голову, приближая свои интенсивные фасеточные глаза ближе, ближе — вид такой чертовски искрящий и бездонный, такой завораживающий и… неправильный. Я заставила себя посмотреть на его бледное плечо.
— Твоя киска когда-нибудь была так близка к капитуляции? — он прижался ко мне своим членом.
— Это не капитуляция, детка, — я сжала ноги вместе, обхватив его мускулистое бедро, и поморщилась от боли в ране. — Это сопротивление.
— Ах, да. Доун от Ив, лидер Сопротивления, — его глаза обдали мое лицо ослепляющим жаром. — Ты сопротивлялась всю свою жизнь. Ожидая. Меня.
— Вау, — у меня вырвался натужный смешок. — Раз уж ты меня раскусил, можешь вернуться на свою половину комнаты.
Дьявольская усмешка появилась на его губах.
— Никакое сопротивление не может быть непреодолимым, милая.
Я сжала губы, уверенная, что он говорит не о моей армии. Почему я не разозлилась еще больше? Он не уважал меня, покушался, бл*дь, удерживал против воли. Я не была этой женщиной, этим растерянным созданием, которое лежало под мужчиной, борясь с желанием попробовать его грязный рот.
Он стиснул мои запястья, с нечеловеческой силой прижимая их к холодному полу над моей головой.
— Скажи мне, почему ты девственница.
Нет смысла отрицать то, что он уже понял. Но должна ли я ему ответить? Только мои отцы спрашивали о моей девственности. Они расспрашивали меня как врач, священник и чрезмерно заботливый отец, всегда заботясь об эмоциональном и физическом здоровье своей дочери.
Я остановилась на правде.
— Я была немного занята. Сражениями. Защитой невинных. Убийством кровососов. Нет времени на…