Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Пришли четверо молодых людей, которые услышали, что группа христиан собирается покинуть Ефес. Вартимей, Нигер, Тибулл и Агав, которым не было еще и двадцати лет, уже получили от своих родных благословение на то, чтобы идти в мир и проповедовать Благую Весть.
— Здесь столько голосов, — сказал Нигер, — но этого нельзя сказать о Галлии или Британии.
— Мы хотим нести Благую Весть тем, кто ее еще не слышал, — добавил Агав.
Последним пришел Мнасон. На Рицпу сразу произвела впечатление его манера разговора.
Евника наклонилась к Рицпе.
— Это известный гипокрит, — сказала она и улыбнулась.
— Да, — согласилась Рицпа, хотя про себя подумала, что в этом человеке есть что–то неискреннее, наигранное. Было видно, что Мнасон — человек с обостренным чувством собственного достоинства, любящий лоск, в его голосе чувствовалась тщательная выучка, нарочитость. Он привлекал к себе внимание, и ему это нравилось, он практически заранее этого ожидал.
— Мнасон читал псалом царя Давида гостям одного городского чиновника, которые собрались на пир накануне Плебейских игр, — тихо сказала Евника, посадив себе на колени маленькую Антонию.
— А какой псалом он читал?
— Второй. «Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом. Почтите Сына». Поначалу гости думали, что Мнасон воздает хвалу новому обожествляемому императору, Веспасиану, и его сыну, Титу, нашему новому прославленному кесарю. Но некоторые заподозрили неладное. От Мнасона потребовали объяснений, но в этот момент, по его словам, смелость изменила ему. Он ответил тогда, что автора этих слов вдохновил Бог, но что он якобы не знает, какой именно бог, и пусть каждый из гостей сам решит, что эти слова означают. «Имеющий ухо слышать да слышит», — сказал он им. Большинство гостей подумало тогда, что здесь кроется какая–то загадка, и стало гадать, что же все это значит. Некоторые гости тогда задумались над этими словами всерьез.
К разговору присоединилась Поркия:
— Я не думаю, что Мнасону нужно идти с нами. Он обязательно будет в центре внимания.
Рицпа подумала, что Мнасон привлечет к себе гораздо меньше внимания, чем Атрет. Этот германец тут же затмит собой Мнасона. И для этого Атрету даже не нужно будет открывать рта и что–то говорить. Достаточно будет его физических данных и той харизмы, которой он обладал.
— Единственный корабль, который берет людей, — это корабль из Александрии, — сказал Клеопа. — Он отплывает через два дня, если позволит погода.
— А куда он направляется? — спросил Иоанн.
— В Рим.
— В Рим! — потрясенно произнес Прохор.
— Ты когда–нибудь слышала, как выступает Мнасон? — спросила Евника Рицпу.
— Нет, — сказала Рицпа, желая при этом, чтобы ее собеседница больше внимания уделяла своим сыновьям, Капео и Филомену, которые никак не могли поделить какую–то игрушку, и оставила Рицпу в покое, чтобы она могла послушать, о чем говорят мужчины.
— Господь наградил его удивительным голосом и памятью, — продолжала Евника, забыв о перебранке своих детей и с восхищением глядя на Мнасона. — Когда он стал христианином, ему захотелось выучить наизусть Писание, и он сделал это. Он может без конца цитировать псалмы, знает полностью послание Павла нашей церкви. И когда он читает что–то из Писания, мне кажется, что я слышу голос Бога.
— Мне кажется, что здесь преследования усиливаются, — сказал Пармена.
— Мама, мы поплывем в Рим? —
— Куда бы мы ни поплыли, Господь всегда будет с нами, — сказала она, поглаживая дочку по волосам.
— Как мы поплывем в Рим? — сказала Поркия, чье лицо побледнело и вытянулось. — Кто защитит нас?
— Нас защитит Господь, — произнес Мнасон, к голосу которого тут же все прислушались.
— Так же как защитил нас здесь? — воскликнула Поркия со слезами на глазах. — Как защитил Стахия и Амплия? Как защитил Юнию и Персиду? Как защитил Хадассу? — с надрывом перечисляла она тех христиан, которых приговорили к смерти на арене.
— Тише, Поркия. — сказал ей Тимон, смущенный ее эмоциональным взрывом.
Но женщину уже было не остановить:
— Тебя самого избили, Тимон. Все, ради чего мы трудились, погибло. Мы теперь боимся за свою жизнь, за своих детей. И теперь мы еще собираемся в Рим, где из христиан делают факелы, чтобы освещать свои арены? Да лучше я сдохну в пустыне от голода.
Маленькая Мария заплакала:
— Я не хочу умирать от голода.
— Ты пугаешь детей, Поркия.
Женщина крепче прижала к себе двух малышей.
— А как же наши дети, Тимон? Мария и Вениамин такие маленькие, что еще вообще не понимают, что значит верить в Иисуса. Что будет, если…
— Довольно! — оборвал ее Тимон, и Поркия замолчала, борясь со слезами.
Рицпа положила ладонь на руки Поркии и сжала их. Она хорошо понимала страх этой женщины, потому что сама больше всего беспокоилась о Халеве. Для чего она пришла сюда, к Иоанну, как не для того, чтобы придумать, как защитить Халева от происков Серта? Она хотела, чтобы Халев вырос сильным в Господе, а не в рабстве, будучи заложником против собственного отца. Если Атрет или Серт отберут у нее Халева, он никогда не сможет узнать Господа.
О Боже, покажи, как нам вывезти отсюда наших детей. Есть ли где–нибудь такое место, где можно поклоняться Богу свободно, никого не боясь? Можно ли вообще будет когда–нибудь увидеть, как люди возводят храмы, для того чтобы воздавать славу Богу, а не каким–то мертвым языческим идолам? Рим терпимо относится ко всем религиям, которые выдумали себе люди, но отвергает Самого живого Бога, Который сотворил и Рим, и весь мир со всеми, кто его населяет. Рицпа закрыла глаза.
Отец Всемогущий, Ты сотворил небеса над нами и мир вокруг нас. Все остальные религии человек придумал, чтобы достичь Бога, Истинный путь — это стремление Бога достичь людей, когда Ты оставил престол и принял облик человеческий. Всякая религия, созданная людьми, приводит человека в рабство, но Христос готов с любовью принять каждого человека, освободив его.
О Отец, почему мы так слепы? Во Христе Иисусе мы свободны. Нам нет нужды чего–то бояться. Даже раб может обрести крылья и парить в небесах. Даже раб может открыть свое сердце, чтобы Бог обитал в нем. Почему Мы не можем принять этот дар и убедиться в том, что ни стены, ни оковы, ни даже смерть не могут поработить сознание, сердце и душу, которые принадлежат Христу?
Только увидев, в каком страхе пребывает Поркия, Рицпа увидела собственные недостатки.
Ты — моя поддержка, Иисус, и моя жизнь. Прости мне забывчивость.