Рассвет (сборник)
Шрифт:
— Еле добралась. Дважды пришлось пересаживаться. Далеко очень. А ты как устроился?
— Как на курорте, — засмеялся Виктор. — Вот взгляни — Симеиз, да и только… Правда же? — кивнул он головой на ряд домов.
Село выглядело неприветливо. Низенькие глиняные домики с подслеповатыми окнами сиротливо стояли на вытоптанной, словно ток, земле. Перед некоторыми из них серела полуразвалившаяся ограда из бутового камня и ракушечника. Большинство жилищ — не огорожено. Нигде ни деревца, ни кустика. Лишь в конце деревни, радуя
По улице бродили поросята, в пыли по-деловому рылись куры. Село, словно в насмешку, называлось Красивым.
Чем больше вглядывалась в эту картину Галина, тем, к удивлению Виктора, лицо ее светлело. Можно было подумать, что девушка действительно видит какой-то волшебным пейзаж.
— Председатель здесь? — спросила она.
— В конторе. Я сказал, что ты задержишься, а он заругался. Пойди, поговори. Меня уже порадовал, — грустно засмеялся Виктор.
…Матвей Лукич Барабанов рылся в ящиках своего стола. Неразборчиво бормоча проклятия в черные обвисшие усы, он выискивал в груде бумаг нужные документы.
В кабинет председателя зашел Сергей Перепелка — тощий, подвижный парень с большими голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами.
— Ну как, Сережа, подбил? — дружелюбно спросил Барабанов.
— Г-готово, Матвей Лукич.
— Подсчитал отдельно?
— В-вот, посмотрите, — заикаясь, ответил Сергей и протянул исписанный лист бумаги. — От второй бригады на сто семнадцать тысяч ш-шесть-сот, от первой — сто ш-шестьдесят пять тысяч, а с четвертого поля… Всего от лука мы получили триста сорок две тысячи шестьсот сорок три рубля, а за чеснок отдельно выручили четыреста девятнадцать тысяч сто пятьдесят девять рублей. Разом…
— Итого — почти миллиончик, сам вижу, — перебил его Матвей Лукич. Он потер ладонь о ладонь и подмигнул Сергею. — В арифметике разбираемся. Понял, бухгалтер, как надо делами ворочать?
— В-вполне, Матвей Лукич. Именно так! — расплылся Сергей в улыбке.
— В следующем году махнем чесноку еще гектаров десять-пятнадцать. Цена на него золотая. А что государству не продадим, реализуем где-нибудь на севере. Я постараюсь разведать, почем он, скажем, в Игарке или Воркуте. А ты потом прикинешь, стоит ли самолетом везти.
— Именно так!
— Ты, Сережа, скорее входи в курс дела. Игнатьич же старик, болеет все больше. Какой уже из него работник? День просидит в конторе, а три — с припарками пролежит. Бухгалтер он знающий, хозяйство, как свои пять пальцев выучил. Так что старайся перенять у него науку.
— Я, Матвей Лукич, втягиваюсь понемногу.
— Вот и правильно. Надо бы еще одного бухгалтера нам.
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул председатель.
Галина остановилась на пороге.
— Здравствуйте! Прибыла на работу, с комсомольской путевкой.
С лица Матвея Лукича сползла улыбка. Он оглядел белую шляпку, цветастое платье, модные ботиночки — всю хрупкую фигуру девушки, словно оценивая, на что она будет способна, и нахмурился. Мысленно сделав вывод, неуверенно хмыкнул и перевел взгляд на Сергея. Но тот, не скрывая восторга, смотрел на вновь прибывшую. На лице бухгалтера застыла неуверенная улыбка.
Матвей Лукич снова хмыкнул.
— Вот, пожалуйста, — подошла к столу Галина и вынула из сумочки путевку.
— Да вы садитесь, садитесь! — вдруг сказал Матвей Лукич, стараясь радушно улыбаться, и, подав руку, отрекомендовался: — Барабанов, Матвей Лукич. А это наша бухгалтерия.
— Перепелка, — поспешно поднялся Сергей и пожал Галине руку.
Она удивленно взмахнула ресницами.
— Ф-фамилия у м-меня такая: Перепелка, — застенчиво пояснил он, краснея и еще больше заикаясь. — Странная фамилия, п-правда? — И, не дождавшись ответа, закончил: — И-именно так!
Галина засмеялась. Так легко и просто почувствовала себя, рядом с этим смешным белокурым парнем. Исчезла внутренняя скованность и пугливость, которые она до сих пор всячески старалась скрыть за официально-деловым тоном.
Матвей Лукич, шевеля усами, долго читал путевку, потом перевел настороженный взгляд на шляпку Галины.
— Скажите, девочка, вы… гм, извиняюсь, в деревне до сей поры когда-нибудь бывали?
Сергей Перепелка даже наклонился вперед, весь превратившись в слух.
— А как же. Каждые каникулы ездила к дедушке в колхоз. Он живет в Подгорном. А до школы я почти все время жила у него.
Сергей откинулся на спинку стула, победно посмотрел на председателя. Тот только крякнул.
— Так я и думал. Ну, а что делать-то ты умеешь?
— Я же вам говорю — у дедушки научилась ухаживать за виноградниками и фруктовыми деревьями, — растерянно пробормотала Галина. — Мечтаю стать садоводом…
— Так-так… мечтать каждый может. Только я тебя прямо спрашиваю: ты подумала перед тем, как ехать сюда, или общий настрой повлиял?
— Какое настрой?
— Известно какой. У вас же, у молодежи, как: одна решит пойти куда-нибудь на работу или в институт, и другая — за ней. Чтобы не отстать от подруги. А потом, когда за ум возьмется, бывает поздно. Выучится, скажем, на фельдшера, а ее всю жизнь, возможно, агрономия интересовала.
— Я без подруг решала, — ответила девушка.
— Ну, так вот: райской жизни не жди. Тротуаров и парков отдыха у нас нет. Тут люди вка-лы-ва-ют, понятно? — Матвей Лукич решил разрисовать жизнь в мрачных тонах, чтобы сразу выяснить, к чему пригодна эта городская барышня. — Встаем с петухами, ложимся также с ними, а когда нужно, то и ночью работаем. Ходим в ватниках и кирзовых сапогах. На мозоли не обращаем внимания. Так что сразу говори: согласна на такую жизнь?
Галина вспыхнула.