Рассвет страсти
Шрифт:
– Конечно, могу. – Он пожал плечами и устало прищурился. – Эту привилегию у меня не отнимешь.
Она и сама не знала, что разозлило ее больше – это вот непробиваемое равнодушие или вспыхнувшее с новой силой сострадание к Бриггсу, получившему в ее присутствии столь предательские удары. В глазах вскипели злые слезы. Девушка махнула рукой в сторону коллекции кинжалов на стене.
– Вам вряд ли понадобится вся эта груда оружия, – прерывающимся от избытка чувств голосом выпалила Аллегра – Поскольку вы научились наносить раны гораздо более жестоким и болезненным способом. С помощью слов. Таких слов, от которых разбивается сердце любого,
Он угрожающе шагнул вперед, моментально побагровев от гнева. На какой-то ужасный миг Аллегре показалось, что из нее сейчас вышибут дух. Но Ридли развернулся и грохнул кулаками по изящному резному столику. Тот рассыпался на куски.
– Вон отсюда, девка, – процедил Грей и тут же обратился к камердинеру: – Рам, я еду в Ладлоу, немедленно. Ты понял?
Индиец кивнул. От Аллегры не укрылось, что было некое тайное послание, которым без слов обменялись эти двое. Безусловно, сэр Грейстон. Я сию же секунду прикажу седлать лошадь.
– Но как же ваша встреча с попечителем в Ньютоне?
– Не сегодня. – Ридли покачал головой и с неожиданным стоном закрыл лицо ладонями. Когда он заговорил вновь, его голос звучал глухо и был полон тоски: – Господь свидетель, я должен поскорее побывать в Ладлоу. Иначе сойду с ума…
Глава 5
Грей Ридли в одних носках пробирался по темным коридорам, держа в неверной руке тусклую свечу. Он пребольно споткнулся о ножку невидимого стола и вполголоса выругался. То, что происходило сейчас, было чистым безумием, и это он прекрасно понимал – по крайней мере той частью своего разума, которая еще не полностью помутилась от джина.
Правда, теперь Грей успел пожалеть, что так налегал на джин. Нынешний визит в Ладлоу был бальзамом для его души. Он принес ему мир – пусть и недолгий. Виконт вернулся в Бэньярд-Холл совсем поздно, поужинал с завидным для нынешнего его состояния аппетитом и заснул как младенец. И видел чистые, невинные и спокойные сны.
Его разбудило пение соловья. Было около четырех часов, судя по тому, что луна уже закатилась. Пение удивительной птицы пробудило в нем множество непрошеных мыслей, роившихся в темноте просторной спальни. Соловьи редко поют в начале июля. Давно миновала весна и пора брачных трелей. Гнезда свиты, яйца отложены, и из них вылупились птенцы. Родители. Потомство. Все вместе, в одном гнезде, как предназначено природой.
И конечно, перед его мысленным взором моментально появилась Руфь. И серое тело мертворожденного младенца, которого он прижимал к груди, обливаясь слезами. Мальчика. Сына. Малыша, который сейчас уже научился бы ходить, вместо того чтобы лежать рядом с матерью под гранитной плитой.
В этот миг джин показался ему единственным способом согреться и утешиться в холодном, пустом мире.
Спустя какое-то время он вспомнил про девушку. Странное, неукротимое создание. Огонь жизни так и пылал в ней, разбрасывая жаркие искры. Эти искры долетели и до Ридли, они обожгли его, несмотря на попытки остаться равнодушным. Он и не думал, что еще способен на какие-то чувства. Господь свидетель, он бежал от любых чувств. Он потратил уйму времени на то, чтобы оглушить свое сердце с помощью джина и уступчивых женщин. Чтобы возвести непроницаемую, глухую стену безразличия,
А эту девушку переполняли чувства – чистые, первозданные, неподвластные здравому смыслу. Господи Боже, она расплакалась лишь оттого, что он неласково поговорил с Бриггсом! Да что для нее Бриггс, чтобы так за него переживать?! И если уж на то пошло, кто такой для нее он сам? Вряд ли навязанный силой контракт, разрушивший все ее планы возмездия, мог служить поводом для хороших отношений. И все же от него не укрылось сострадание, мелькнувшее в ее взоре, когда она ухаживала за ним. Необъяснимо, но она сочувствовала Ридли, жалела его – заслуживал он того или нет.
Даже ее ненависть к Уикхэму была неудержимой, безграничной, что бы он там ни натворил. Хотя, конечно, Ридли мог предположить, что Том Уикхэм ее обесчестил. Вполне обычная история. И случилась она скорее всего в Колониях, откуда явилась эта девица. Ридли слышал, что Уикхэм какое-то время работал в Америке на Вест-Индскую компанию. Но с тех пор, несомненно, прошло немало лет, раз она успела забыть, как выглядит Уикхэм, и набросилась в тот день на него. Столько лет – и все же ее ненависть ничуть не остыла. Это сбивало Ридли с толку и в то же время привораживало. Вся эта страсть, все это пламя. Просто пылающий негодованием снаряд, да и только. Как она собирается жить с этим, если не сумеет обуздать свои чувства?
Окно в конце коридора светилось бледным преддверием зари. Как только взойдет солнце, особняк оживет, повсюду начнут сновать слуги. Было бы безумием дать застать себя в этом месте.
Но впрочем… какого черта? Он уже слишком далеко зашел. И ему необходимо ее видеть. Его влекло к ней, как мотылька к пламени свечи. И что такое он в ней увидел? Свою погибель? А может, спасение? Он и сам не знал толком. Ясно было лишь одно: она приворожила его с самой первой минуты, едва он заглянул в ее темные, полные горя глаза.
Вот и черная лестница, по которой слуги поднимаются в свои каморки на чердаке. Ее комната как раз у лестничной площадки. Ридли тихонько хихикнул. Миссис Ратледж словно предугадала ход его мыслей, когда подбирала комнату для новой служанки. Собственно говоря, не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы заметить интерес хозяина к этой особе – это не было секретом ни для кого в Бэньярд-Холле. А Аллегра к тому же отличалась несравненной красотой, от которой у всякого мужчины захватывало дух, и дивным телом, так и звавшим к любви.
И он желал ее – это было несомненно. Но в отличие от череды платных шлюх и уступчивых горничных, которые согревали его постель после кончины Руфи, в этом случае он жаждал чего-то большего, чем просто развлечение на одну ночь. Как ни глупо это выглядело, но ему вдруг приспичило, чтобы именно она, и только она, принесла весь свой пыл, всю страсть и силу на алтарь их любви. И ради этого Ридли был готов подождать, пока не сумеет вскружить ей голову, распалить и раздразнить настолько, что она будет думать только о нем. Пока не признается в том, что не укрылось от его внимания – своей слабости к нему, Грею, к его ласкам и поцелуям. Как бы упорно ни пыталась она это отрицать – даже перед собой.