Рассвет
Шрифт:
Я улыбнулась и огляделась вокруг. Это место было немногим хуже, чем то, где мы жили с мамой, папой и Джимми до рождения Ферн. Но я стеснялась сказать ему об этом.
– Пользуйся, когда тебе захочется, когда почувствуешь необходимость скрыться от суматохи, – произнес он, подходя к кровати и плюхаясь на матрас. Он покачался на нем, проверяя пружины. – Я собираюсь принести сюда кое-что из постельного белья, немного чистых тарелок и полотенец. – Он улегся на матрас, закинув руки за голову, и уставился на балки потолка. Затем перевел настойчивый взгляд на меня, его пухлые чувственные губы приоткрылись. – Я не мог не думать о тебе все это время, Дон, даже после того, как мне все стало известно, и я знал, что это неправильно думать о тебе подобным образом. – Он вдруг сел. Я не могла отвести взгляда от его глаз. Они были такие притягательные и требовательные. – Мне нравится думать о тебе, как о двух разных людях: девушке, вместе с которой я открыл для себя волшебство, и… и моей новой сестре. Но я не могу забыть это волшебство.
Я кивнула и опустила глаза.
– Прости, – сказал Филип и поднялся на ноги. – Я слушаю тебя.
Я вновь посмотрела в его мягкие голубые глаза, не в состоянии забыть тот первый день в школе, когда он подошел и сел рядом со мной в кафетерии, когда я решила, что он самый привлекательный юноша из всех встреченных мной.
– Неужели я когда-нибудь смогу смириться с мыслью, что ты моя сестра?
– Но ты должен. – Я вся дрожала от его близости. Эти губы с такой теплотой прижимались к моим губам. Закрыв глаза, я представила его пальцы, ласкающие мою грудь. Это воспоминание вызвало покалывание в сердце. Он был прав в одном – наши новые отношения были так удивительны, было все еще трудно к ним привыкнуть.
– Дон, – прошептал Филип. – Можно мне обнять тебя, только на минутку, только…
– О, Филип, мы не должны. Мы должны попытаться…
Он не обратил внимания на эти слова, положил руки мне на плечи и притянул меня к себе. Он обнял меня и прижал к себе. Его дыхание согревало мне щеку. Филип так крепко стиснул меня, как-будто я была единственным его спасением. Я чувствовала, как его губы ласкают мои волосы и лоб. Сердце громко стучало, а он сжимал меня все крепче, моя грудь прижималась к его груди.
– Дон, – снова прошептал Филип. Я чувствовала его руки. Электрические струйки побежали по всему телу. Но я не должна играть с огнем, надо его остановить. Это все неправильно, беззвучно кричала я, но вдруг он схватил меня за запястья и прижал их к бокам. Я почувствовала, как он покрывает поцелуями мою шею и спускается ниже к груди.
Он отпустил мои запястья и дотронулся до моей груди. Как только он это сделал, я отступила назад.
– Филип, остановись. Ты не должен этого делать. Нам лучше уйти. – Я направилась к двери.
– Не уходи. Прости меня. Я твердил себе, что не буду этого делать, когда мы останемся вдвоем, но не смог удержаться. Прости меня, – умолял он.
Я обернулась и посмотрела на него, он выглядел потрясенным.
– Я обещаю, что больше так не сделаю, – повторил он, улыбнулся и сделал шаг ко мне. – Я просто хотел обнять тебя и убедиться, что могу быть с тобой как с сестрой, утешать или ободрять тебя, но не… не прикасаться к тебе подобным образом. – Он отклонил голову, полный раскаяния. – Кажется, я не должен был так скоро приводить тебя сюда.
Он ждал, глаза его были полны надежды на то, что я не соглашусь с ним и захочу забыть правду.
– Давай уйдем, Филип, – попросила я.
Когда его руки обнимали меня и крепко прижимали к себе, больше всего на свете я жаждала удовлетворения моих романтических желаний. А теперь я тоже была испугана, боялась того, что жило внутри меня.
Он быстро протянул руку и дернул за провод, опустив вокруг завесу темноты. Затем схватил меня за руку.
– В темноте мы можем притвориться, что мы не брат и сестра. Ты не видишь меня, а я тебя. – Его объятия стали крепче.
– Филип!
– Просто шутка, – сказал он и засмеялся. Он отпустил меня, и я попятилась к двери.
Я поспешила наружу и ждала, пока он закроет дверь и пойдет следом. Как только он сделал это, мы начали подниматься по цементным ступеням. Но как раз в этот миг перед нами мелькнула тень и мы оба, подняв глаза, встретили осуждающий взгляд бабушки Катлер.
Разгневанная, она смотрела на нас сверху и казалась еще выше и значительнее.
– Клэр Сю подумала, что вы двое можете быть здесь, – выдавила она. – Я иду в свой офис, Евгения, и хочу увидеть тебя там через пять минут. Филип, ты нужен Коллинзу в столовой сию же минуту.
Она повернулась и быстро ушла.
Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди, горячая краска залила лицо, казалось, что щеки вот-вот вспыхнут. Филип повернулся ко мне, на его лице были написаны страх и смущение. Что случилось с сильным уверенным взглядом, который так часто освещал лицо этого юноши в школе? Он выглядел таким слабым и ничтожным. Он посмотрел вслед бабушке и перевел глаза на меня.
– Я… я очень сожалею. Мне лучшей уйти, – запинаясь, пробормотал он.
– Филип! – закричала я, но он перепрыгнул через ступеньки и поспешил прочь.
Я глубоко вздохнула и медленно поднялась по ступенькам. Тяжелое серое облако закрыло теплое послеполуденное солнце, пронзило холодом мое сердце.
Клэр Сю самодовольно улыбнулась мне со своего места за стойкой регистрации, когда я шла через вестибюль в офис бабушки Катлер. Очевидно, она все еще ревновала и была расстроена тем, что родителям понравилась моя игра на пианино, а также из-за аплодисментов, которыми меня наградили гости за песню в честь бабушки Катлер в день ее рождения. Я постучала в дверь офиса и вошла. Я увидела, что она сидит за столом, – прямая, плечи напряжены, руки на подлокотниках кресла. Она напоминала члена верховного суда. Я стояла перед ней, пружина внутри меня сжалась так туго, что я боялась сломаться и расплакаться.
– Садись, – холодным голосом приказала она и указала кивком головы на кресло перед столом. Я скользнула в кресло, крепко сжав подлокотники, и нервно смотрела на нее. – Евгения, – произнесла она, слегка повернув голову, – я собираюсь задать тебе этот вопрос только один раз. Что происходит между тобой и твоим братом?
– Между нами?
– Не заставляй меня давать определение каждому слову и произносить неслыханные вещи, – прорычала она. – Я знаю, что в «Эмерсон Пибоди», до того как он узнал правду о тебе, Филип считал тебя одной из своих подружек, и ты, вполне понятно, отвечала ему. Произошло ли между вами что-нибудь, чего могла бы стыдиться наша семья? – спросила она, вопросительно приподнимая брови.