Рассветники
Шрифт:
Энн время от времени толкала меня в бок и шептала, чтобы обратил особое внимание на фразу, что будет сейчас… а теперь вот посмотри на его лицо… а вон видишь кто на заднем плане?
Я обращал, смотрел и замечал, для Энн рассмотрю все, что угодно, но тяжесть из груди хоть постепенно испарилась, однако осталось странное чувство нереальности.
Тогда жили красиво, хоть грубо и жестоко, и умирать старались красиво. Всобачивать туда современную философию трансгуманизма как-то не совсем, пусть она сейчас, как христианство в Древнем Риме, выходит из подполья и начинает победно завоевывать умы.
Трансгуманисты называют философию людей с прежними взглядами, как вон Рюрик, князь Олег и все-все после него, смертничеством. У тех вроде бы трезвый взгляд на вещи, он продержался тысячи лет, но в данное время это, конечно, неверно… потому что не учитывает новейших технологий.
Неверно в чем? Смертник знает, что умрет, и потому оставшееся время, обычно сразу после выхода на пенсию, начинает «просто жить», то есть ничему не учится, не осваивает, а просто доживает.
Тот, кто верит в крионирование и будущее оживление, продолжает работать, что выгодно обществу, семье, родственникам и друзьям. Нет этого «Все, скоро все равно помирать, поживу пока в свое удовольствие», то есть в полном безделье, да на иждивении государства и родственников.
Возражения смертников понятны: наши деды-прадеды умирали, и мы умрем. А то, что их деды-прадеды самолетов не видели… Еще живы люди, что застали мир без холодильников! Сейчас мы не можем представить себе, как это есть землянику и клубнику только в начале лета, а груши и яблоки с конца лета и до поздней осени, но так было…
Знание, что умрем обязательно, вырабатывало философию жизни как дорогу к смерти. Смерть должна быть красивой, например в бою. А если в постели, то нужно было приготовить и сказать прощальные слова, которые запишут. Такие фразы придумывали задолго до старости. «Скажите, что академик Павлов занят. Он умирает». Но, уверен, что при возможности крионирования Павлов немедленно ухватился бы за нее, пусть шанс будет один на миллиард. И мы бы выиграли, если бы такой гений вышел из дюара и продолжил бы свои работы. Сперва догнал бы убежавшую вперед науку, а потом подключился бы к работе.
– Я все понимаю, – прошептал я, – но все же это перегиб…
Я сказал и замер, вдруг да рассердится, это же ее работа, Энн в самом деле сердито подвигала ягодицами по сиденью, посмотрела сузившимися глазами.
– В чем?
– Делать Рюрика и его викингов, – ответил я виноватым шепотом, – древними трансгуманистами. Они хоть и не говорят современными терминами, но живут в его духе, а было все не так…
Она шепнула строго:
– При чем тут так или не так? Мы занимаемся благородным и очень нужным делом воспитания людей.
– Да я понимаю…
– Но тебе хотелось бы, чтобы все пришло как бы само? Так не бывает, Грег. О чем-то в истории приходится замалчивать, что-то выпячивать, а что-то вообще подавать так, как должно было случиться, а не как случилось на самом деле!
Я прошептал:
– Прости, я человек неподготовленный. Меня это шокирует.
– А ты не заметил, – сказала она тихохонько и пригнула голову, чтобы не мешать соседям, – что у нас, нашими усилиями в том числе, сейчас в самом деле новое поколение людей. Действительно новое!..
Я спросил:
– А… в чем?
Она начала объяснять жарким шепотом:
– Еще не заметил? К примеру, впервые наше общество не считает Робин Гуда благородным героем. Да-да, сейчас начинает превалировать мнение, что это всего лишь подлый разбойник, грабитель. А еще он подстрекал простых крестьян не платить налоги. Сейчас в России впервые выросло поколение, которое понимает необходимость налогов. И потому – заметь особо! – даже молодые ребята, у которых бунтарство в крови, даже они перевели Робин Гуда из разряда благородных героев в простые разбойники, которых надо ловить и вешать.
– Ого, – сказал я невольно. – Это перелом.
– То-то, – шепнула она. – Сейчас на очереди пираты.
– А что с ними? – спросил я, понял, сказал быстро: – Ого!.. Это вообще целая гора… Подъемная?
– Будем стараться, – сказала она. – Я уже заказала материалы по капитану Бладу и прочим-прочим, так называемым «благородным», хотя любой пират – грабитель и преступник, место ему на виселице.
– Вьется по ветру Веселый Роджер, – сказал я, – люди Флинта песенку поют…
– Вот-вот, – сказала она, – еще и по Флинту… А что это? Похоже на песню!
– Это и есть песня, – сказал я со вздохом. – Красивая и романтичная. Жалко ее будет выбрасывать.
– Если хотим идти в будущее, – сказала она непререкаемо, – мы очень многое должны оставить за спиной. В том числе и романтику.
Я взял ее ладонь в свою и нежно поцеловал тонкие трепетные пальцы музыкантши.
– Рассудительная ты моя, – прошептал я. – Как же я люблю тебя, строгая ты моя инквизиторша…
Она улыбнулась, но не стала отнимать руку, все так же не отрывала влюбленного взгляда от экрана, а я держал ее ладонь в своей и замирал от нестерпимого счастья.
Энн права, чем человек моложе, тем больше и яростнее бунтует. И непримиримее, так как не понимает, «почему существует несправедливость и неравенство», и уверен, что все легко поправить, стоит только захотеть. В этом смысле «вечно молодыми» остаются люди недалекие, а также те, кто даже не пытается апгрейдить сознание, понимание, мышление: болельщики, любители пива и кошек, боулинга, выездов на шашлыки за город…
Они всегда уверены, что в правительстве только дураки, а вот они на их месте бы моментально искоренили коррупцию, поправили законы, а экономика под их руководством вообще взлетела бы ввысь и обогнала все страны мира. На душу, если она еще есть, населения.
Тинейджеры бунтуют, понятно, они еще не понимают многих скрытых причин и потому уверены, что все в мире легко и просто. Все революции делаются людьми молодыми и чистыми, будь это Французская или Октябрьская, но та и другая залили кровью свои страны, а вот под управлением «продажных сволочей и подлецов» страны, как ни удивительно, процветают и без потерь идут в будущее.
Потому романтика пиратов должна умереть, как и сказки о благородных разбойниках. Мир должен становиться все строже и строже, дисциплинированнее и законопослушнее, хотя мне все равно почему-то грустно, но я понимаю уже, что это не «почему-то», а дают о себе знать примитивные инстинкты молодого бунтаря, я все-таки еще в бунтарском возрасте, в моем теле бродят те соки, а в кровь выплескиваются определенные гормоны, что со временем поиссякнут…