Рассветники
Шрифт:
Я сказал убито:
– Даже не ради детей… Я хочу быть с тобой! Сам не знаю, что со мной. Как дурак средневековый, что писал или пел баллады под окном. Знаю только, что хочу быть с тобой!.. И дети как бы для того же…
– Ага, привяжут?
– Ну, когда надевают кольца, то имеется в виду, что между ними цепь? Только невидимая?
Она сдвинула плечами:
– Никогда не задумывалась о такой символике. Для меня кольца – это просто украшение.
– Женщина…
Она посмотрела с достоинством:
– Да. И еще какая!.. Грег, нам только по двадцать лет!.. Ну какая женитьба, какое замужество?.. Нам с тобой повезло, мы еще не закончили вузы, а уже нашли себе работу!.. Это при безработице в сорок процентов!.. Мы должны сосредоточиться на работе, разве не понимаешь?
– Понимаю, – ответил я тоскливо.
– Так почему же?
– Страшусь тебя потерять, – ответил я честно.
Она сказала рассудительно:
– Да куда я денусь? Мы ж так подходим друг другу, что я даже не знаю. Когда я с тобой в постели, мне даже секс не нужен, так хорошо лежать, когда твоя рука под моей головой… или щекой на твоей груди, слышно, как постукивает твое сытое противное сердце… Все остальные торопятся трахаться, так стараются, даже жалко их, бедных, зажатых, задавленных жизнью.
– А я не задавлен?
Она помотала головой:
– Нет. И вовсе не потому, что нашел работу. Ты не обращаешь внимание на то, как принято, идешь сам по себе… и оказывается, что идешь по прямой, без подсказок, к той цели, к которой все идут мучительными зигзагами. Тебя совсем не надо ни воспитывать, ни перевоспитывать! Представляешь?
– Спасибо, – пробормотал я. – Так почему бы тебе не выйти за такого замечательного?
Перед сном она возилась на кухне, вытаскивая из формочек кубики льда. Я смотрел с нежностью, мы, мужчины, любим наблюдать, как женщины занимаются этой хренью, мы в эти мгновения чувствуем свое полнейшее и просто абсолютнейшее превосходство над этими смешными и нелепыми существами, что живут рядом с нами, наподобие домашних животных, но умеют разговаривать и капризничать.
Вот она сейчас будет брать эти кубики льда в передние лапки и суетливо тереть ими по мордочке, дескать, так она омолаживается. На эту тему у нее собраны сотни статей и роликов, где профессора и академики доказывают и показывают на примерах, что такие процедуры стягивают кожу, вырабатывают коллаген, а лицо становится моложе…
Мы этой дурью не страдаем, нам и так хорошо, морщины нас не пугают, а если какая и не понравится порой, то не настолько, чтобы вот так мучить себя льдом. А когда наберется чересчур много и морда начнет обвисать, как у бульдога, то р-р-раз! – и пластический хирург все приведет в норму. А чтоб каждый день вот так… нет, мы не такие прибитенькие…
Я с нежностью смотрел на свою прибитенькую, такую милую и замечательную, еще теплую со сна, настолько мягкую, что всю бы искусал, как молодые мамы в азарте кусают за ягодицы младенцев.
– Не рано? – спросил я ласково. – Ну какие морщины в двадцать лет?
– Надо, – сказала она, – чтоб и не возникали!
Еще я обожал смотреть, как она красится: садится на пол, там мягкий уютный коврик, упирается спиной в кровать, на туалетном столике баночки с кремами, щеточки для ресниц и прочая лабуда, а я ложусь рядом на диване и с нежностью наблюдаю, как это существо проделывает передними лапками такие непонятные для нас, мужчин, манипуляции со щеточками, кремами и кремиками, подрисовывает, подкрашивает, подводит, подмазывает, и все с такой серьезностью, словно открывает новый вид темной материи или создает новую архитектуру компьютерной платы.
Сегодня, как и всегда, она время от времени косит глазом в мою сторону.
– Чего лыбишься?
– Я люблю тебя, – ответил я шепотом, чтобы не спугнуть счастье, – я очень люблю тебя, Энн. И даже не знаю, что со мной случится, если потеряю тебя, мою душу и сердце.
Она продолжала старательно подводить ресницы, делая их толще и загнутее.
– Я не перчатка, – ответила она с достоинством, – чтобы терять. И вообще… как ты меня потеряешь? А если я вцеплюсь, аки клещ лютый и весь энцефалитный?
Я прошептал счастливо:
– Согласен даже на чуму, только бы всегда видеть тебя рядом…
Она фыркнула:
– На кухне с поварешкой в руках? Или с половой тряпкой?.. Не-е-ет, кончилось ваше время, узурпаторы и угнетатели! Свободу женщинам! Еще свободы – пока не лопнем!
Часть II
Глава 1
Через три дня я понял, что Энн очень серьезно отнеслась к моему предложению руки и сердца. На следующий день она после работы приняла предложение коллеги из соседнего отдела переспать, именно переспать, а не потрахаться, провела с ним ночь, на следующий день отправилась спать со знакомым инженером из своих сокурсников, чего обычно не делала, а третью ночь провела в постели Анатолия Валериановича, оператора их просмотровых залов.
Так поступают, если всерьез стараются понять, в самом ли деле ничего не теряют, отказываясь от такой, в общем-то, ерунды, или теряют меньше, чем приобретут в браке.
И еще показатель, что в браке не собирается искать приключений на стороне, пуританская строгость как раз в характере Энн. Если вышла замуж, то уже должна быть верна мужу.
Мальчишники и девичники, давно потерявшие свое древнее сакральное значение, как раз и дают шанс одуматься в последний момент, увидеть, что теряешь больше, чем обретаешь, а значит – всю жизнь будешь несчастлив или несчастлива, и такой брак в конце концов неизбежно распадется.
Ни у кого добрачная жизнь не была идеальной и непорочной, и не зря священник перед тем, как соединить руки новобрачных, обращается ко всем: «Если у кого есть что сказать против этого брака, говорите сейчас… или молчите вечно!»
Конечно, Энн права насчет «ненужности» детей, если говорить о проблеме излишнего населения. То, о чем молчали стыдливо, о чем никогда не говорили и нигде не упоминали, но многие о таком подумывали, наконец-то совершилось. И опять же всему виной экономика. Когда-то заставляла мигрировать дикие племена, потом от охоты переходить к скотоводству и земледелию, при первой революции заставила дать женщинам равные права, чтобы вовлечь их в изнуряющий труд наравне с мужчинами, а потом долгое время вбивала в людей толерантность и терпимость, так как любой человек что-то да вносил в экономическое развитие человечества, как потребитель.
Но сейчас при переходе к пятой промышленной революции стало понятно, что уже не требуется столько рабочих рук и столько потребителей.
Еще в начале века Билл Гейтс говорил о необходимости создать пилюли, чтобы постепенно сокращать население Земли, но тогда поднялся такой дикий вой возмущения, что он смущенно умолк, однако теперь уже многие увидели, что при нынешней автоматизации уже не требуется столько рабочих рук.
Более того, приходится мучительно придумывать, как их и чем занять, создаются специальные министерства «по проблемам занятости населения», адский труд, потому что автоматизация высвобождает все больше людей, а прокормить их как-то надо, а это значит – необходимо придумать им хоть какую-то липовую работу, назвать ее важной и платить за нее так, словно она в самом деле обществу нужна.