Рассветники
Шрифт:
Журналисты, поймав на лету лакомую тему, начали ее варьировать так часто, что упоминание наших работ приблизилось к рейтингу Ани Межелайтис и обсуждению шансов выигрыша нашей сборной по футболу у Замбези.
Очень медленно и как-то вынужденно начали проявлять интерес из команды нашего правительства, сперва звонили несколько раз какие-то пешки, интересовались, забыв представиться, почему это иностранный фонд так охотно нас спонсирует, что мы за птицы, потом пытались за пустое обещание помогать взять с нас обязательство, что никуда не уедем и останемся патриотами Отечества, что еще в Куликовской битве и Бородинской, да, и вообще потому что.
Я в конце концов поручил Корнилову отгавкиваться, он у нас самый громкий, наглый и грубый, а мы влезли в работу с утроенным рвением, даже ночевать оставались на службе, только кровати поставили, что дало основание обвинять нас в устройстве неких оргий, хотя сами оргии потеряли уничижительный смысл и давно уже расцениваются как признак благонадежности и верноподданности строю.
Вообще-то, мое интервью в инете постепенно наделало шуму больше, чем если бы началась третья мировая война. По всем каналам начались бурные дискуссии, на экранах с утра до вечера разглагольствовали записные болтуны с красивыми голосами и завораживающими позами.
Корнилов злорадно ржал, вот, дескать, и дождались, дискуссии по науке отодвинули даже футбол, ну как вам, радостно? На него огрызались, слушать с экранов всю эту муть противно, но вроде бы надо, формируется общественное мнение, надо быть готовыми либо к инвестициям, либо к луддитам. Что ворвутся с ломами и молотами и все разгромят, а нас прибьют.
Только мудрый Кириченко лениво ронял через губу, что поговорят и переключатся на литрбол или врубят добавочные порнушные каналы, теперь они вещают круглые сутки.
Церковь впервые не смогла выработать единого мнения на мое открытие. Часть во главе с кардиналом Кунилингером вслед за протоиреем Костромитиным утверждала, что эта работа кощунственна. Более прогрессивная часть доказывала, что «открытие Господина Грега» гораздо чище и нравственнее, чем эти богомерзкие чипы, что выкажут людей во всей их ныне тщательно скрываемой мерзости.
Мои работы, по мнению церкви, подтверждают существование Божьей Благодати, разлитой повсюду любви Господа, к малой доле которой мы ухитряемся прильнуть… а вот законно это с точки зрения веры или нет, это сложный теологический вопрос. Если Господь пожелал, он сам бы открыл этот путь… с другой стороны, возможно как раз это он и сделал?
Правда, оставался вопрос, почему могут прильнуть и беленькие, и черненькие, да еще настолько черненькие, что от грехов и глаз не видно, но это объяснили тем, что Господь всех любит и всем до последнего вздоха дает шанс исправиться и покаяться.
Я от комментариев увиливал, я по убеждениям все-таки чиповик, а это открытие… просто научное открытие, никакая не замена индивидуальному бессмертию. От индивидуального я отказываться не собираюсь и буду драться за такой чип когтями и зубами, какие бы разнообразные взгляды мне ни приписывали.
Больше всего, конечно, бесили те полусумасшедшие, что носятся с идеями насчет Великого Астрала, НЛО, половой связи с инопланетянами, предсказаниями Пострадамуса, Казановы-сатира, колдовства, гороскопов, тайн древних цивилизаций, великой мудрости майя, Утерянных Знаний, бабкованг, глоб и прочей хрени.
Они все поперли к нам, мы сперва растерялись от такого обилия средневековых дураков, надо же ухитриться быть такими дремучими в век стремительного хай-тека, потом я велел всех посылать на хрен, никакой политкорректности, для нас дураки – дураки, а не по своему мыслящие, да еще и в оригинальной манере.
Честно говоря, злились мы особенно еще и потому, что сами не можем строго и точно отделить свой научный подход от той хрени рерихнутых насчет единения с Великим Астралом. Другое дело, строгали бы мы чипы для суперкомпьютеров, никто не вякнул бы, что занимаемся астрологией или хреномантией.
Кириченко и Люцифер мониторят все разработки по всему миру в области повышения чувствительности любых приборов во всех спектрах, будь то для изучения сверхдалеких галактик или для исследования усилий при манипулировании отдельными атомами.
Я тоже научился все быстрее входить в этот странный контакт, когда не только ощущаешь присутствие чего-то огромного и дружественного, но и получаешь от него нечто, даже не могу сказать что именно, но получаю, чувствую это, получаю больше, чем раньше и сейчас получает каждый, сам того не ведая…
Наконец Кириченко пришел с красными, как у ангорского кролика, глазами, всклокоченный, даже голос сиплый и одноцветный от хронического недосыпа, в руках держит бережно, как мадонна младенца, пару гаджетов, очень нелепых с виду.
– Вот, – сказал он, – всемеро! Ну, почти всемеро…
Я спросил жадно:
– Почти, это как? Вдвое с две десятых?
– Шесть, – ответил он победно, – и девять десятых! Если по шкале, понятно. Но ты можешь оказаться нечувствительным, как всякий дуб…
– Раньше был чувствительным, – сказал я, – а сейчас не стал?.. Быстро готовь, сейчас проверим!
– Только никому не показывай, – предупредил он.
– Почему?
– Сам увидишь.
Я увидел и втянул голову в плечи. Кириченко сконструировал нечто больше на интуиции и догадках, что, вообще-то, в науке важнее даже скрупулезных расчетов, хотя мы в этом никогда не признаемся, чтобы не терять ореол людей точных и абсолютно беспристрастных. Это нечто надо прятать не из-за секретности, а из-за внешнего убожества, простому народу не понять, что те блестящие штучки, которые выходят в свет, в лаборатории обычно жуткие уродцы, а наша репутация сразу рухнет, если это устройство не будет размером со слона и не засверкает хромированными боками с множеством угрожающе красных кнопок.
В нашу большую комнату, именуемую гордо залом, тут же начали стягиваться все, даже самые занятые. Меня обклеили и даже опутали проводами, Кириченко признался, что беспроводку не успел, торопился показать, уж прости, шеф, к следующему разу, если выживешь, сделаю все по высшему разряду, квакнуть не успеешь, как пойдет информация о твоих темных связях…
Для предельного поиска я укладывался в ванну с теплой водой, имитирующей внутриутробные воды, скрючивался в позу зародыша и начинал погружаться в это странное состояние, когда во всем мире есть только я, ничего больше, только я…