Рассветники
Шрифт:
– Ты здорова? – спросил я с беспокойством.
Она приподняла брови:
– А что, цвет лица не тот?
– Нет, но… ты какая-то сейчас… не хищная.
Она улыбнулась, покачала головой:
– Ошибаешься. Я всегда хищница. Думаю, тебе об этом, наверное, уже все уши прожужженили.
Я ответил настороженно:
– Пока нет… А прожужженят?
– Странно, – удивилась она. – По мне же все видно с первого взгляда! Значит, решили, что ты сам все понимаешь. А ты вот такой особо невнимательный… Да, я хищница, охотница на мужчин. Мне нужен только самый лучший. Не знаю, такое, наверное, у меня в крови…
– Ну, – пробормотал я с осторожностью, – мы отводим инстинктам слишком уж большую роль.
– Может быть, – согласилась она, – но тут уж ничего не поделаешь. Это вам ничего не стоит за год обрюхатить тысячу женщин, только и хапаете всех, не особенно и рассматривая, а мы, женщины, можем за это же время зачать, выносить и родить только одного ребенка! Потому нам нужен только самый лучший.
– Но все, – осторожненько сказал я, – как-то примиряются, что самых лучших на всех не хватит. Они не самые, вот и мужья у них такие же… Что и справедливо, верно?
– Верно, – согласилась она. – Но я – самая! И мне нужен самый. Потому я тогда и подошла к тебе в том кафе…
Я поперхнулся воздухом, закашлялся. Эльвира легонько постучала по спине.
– Чего? – спросил я одурело. – Мне казалось, ты подошла посмеяться!
– Почему так?
– Ты сразу начала расспрашивать, что я такое…
Она посмотрела с удивлением.
– А как иначе? Мы, охотницы на мужей, сразу к цели. Не видел, как сова хватает мышь? Я должна была понять, почему меня, такую красивую и блистательную… ты с этим согласен?.. потянуло к парню в мятой рубашке, плохо подстриженному и в брюках прошлого сезона.
Я посмотрел с любопытством, все мы сразу оживаем, когда говорят о нас.
– И что выяснила?
Она поморщилась:
– Ничего. Потому и была с тобой так долго, стараясь разобраться. Вокруг меня столько женихов вертелось и сейчас вертится: богатых, красивых, умных, из высшего общества! Элита элит.
Я поинтересовался осторожненько:
– Ты за это время… так и не сходила замуж?
Она взглянула на меня из-под приспущенных длинных век с некоторой насмешливостью.
– А какая теперь необходимость? Раньше у замужней хоть повышался статус. И даже у разведенной… Наверное, я берегла себя для тебя.
Она произнесла негромко и так просто, словно это само собой разумеющееся, а я сжался в ком, почему-то чувствуя себя говнюком, а она вот такая чистая и возвышенная, мать-мать, это она-то возвышенная, зверюка и хыщница, охотница, хватательница…
– И… как ты снова?..
Она сдвинула плечами:
– Сама не знаю. Словно меня что-то повело в сторону. У нас, женщин, лучше развит инстинкт. А у меня так вообще… В общем, я поддалась ему и вышла к вашей фирме…
– Это не фирма, – поспешно сказал я. – Лаборатория.
– Да как ни назови, нам, женщинам, без разницы, как вы называете свои игрушки. Там был ты, вот что главное. И я поняла, что на этот раз я тебя ухвачу…
– Как сова мышь? – сострил я, но прозвучало почему-то жалко. – Да уж, повезло мне…
– Или ухвачусь, – уточнила она, – так, что не сумеешь от себя отодрать.
– Отдеру, – пообещал я.
– Пойдет кровь.
– Настолько сроднимся?
Я спрашивал насмешливо, даже мысль о том, что я и эта светская львица можем иметь что-то общее, кажется чудовищно нелепой, однако она смотрела очень серьезно, и кивнула, не сводя с меня пристального взгляда.
– Мы уже вместе, – произнесла она негромко. – Только ты этого, как все мужчины, еще не замечаешь. С того дня, как мы расстались… у меня так и не было мужчины. Ну, было что-то, какие-то тени, ни одну не помню, хотя родители говорят, что партии были самые лучшие… и вот сейчас я снова чувствую себя в мужских руках.
– Гм, – сказал я.
– Хоть ты ко мне еще не притронулся, – уточнила она. – Но нам, женщинам, это не самое важное. Я чувствую, что я в твоей власти, чувствую себя в твоем поле, твоем пространстве, мне уютно, надежно и защищенно. Хоть ты меня и не думаешь защищать, еще бы, но мне все равно под твоей рукой, как цыпленку под крылом у матери… Вам, мужчинам, недоступно такое чувство… Вы существа сильные, прямые и простые.
Я чувствовал, что все сильнее нервничаю, проговорил чуточку бойчее, чем сам хотел:
– А не странно, что Сверхсущество тебе вот такое подсказывает насчет меня, а мне совсем наоборот?
Она переспросила:
– Так уж и наоборот?
Я уточнил:
– Ну, если совсем уж правду, то вообще ничего. Молчит, как кистеперая рыба в Гренландии. А так не должно бы, как ты думаешь?
Она сказала уверенно:
– Сверхсущество говорит и тебе то же самое! Я уверена. Только ты весь в работе, мужчины вообще смотрят на горизонт и думают, а что же там за той чертой, а вот мы, женщины, лучше прислушиваемся к себе, и к тому, что говорит сердце.
– А мне сердце говорит, – ответил я, – что, если не подготовим достаточно внятный отчет в Фонд Клинтона, нам могут больше не выделить денег!
– Выделят, – ответил она, – сам знаешь, что выделят. Вы сделали так много, открытие настолько грандиозное, что теперь осталось только купаться в славе… или уверенно идти и закреплять успех.
– Так выглядит со стороны? – спросил я. – Здорово. А я думал, все видят, как мы тут трясемся и бьемся головами в стены, потому что никак не поставим работу на строгую научную основу… а для нас ничего нет хуже.
– У тебя все получится, – сказала она убежденно. – А потом будешь приходить с работы, падать без сил, а я буду тебя чесать и гладить, купать и мыть тебе уши, стричь волосы в носу, тереть пемзой пятки, а ты будешь блаженно хрюкать, балдеть и набираться новых сил для будущих битв и побед…
– Заманчиво, – признался я. – Только вот не могу себе представить, чтобы ты терла мне пятки пемзой. Скорее, утопишь.
Она посмотрела серьезно и произнесла загадочно:
– А ты попробуй. Чего боишься? Мы ведь уже были вместе.