Рассветники
Шрифт:
– Говори о деле, – напомнил я.
Он вздохнул еще тяжелее:
– Да вот сбежали, морды поганые. Неблагодарные. Я ж им и корм, и все удовольствия…
Я даже привстал:
– Модифицированные? Сбежали?
– Нет-нет, – сказал он быстро, – не бойся, не в городской квартире!.. У меня из загородного домика. Отжали крышку, за ночь вынесли расплод, как-то вытащили царицу… может, покалечили?.. осталась только шелуха от куколок.
– И где они теперь? – потребовал я. – На участке?
Он оглянулся, прошептал:
– Я смотрел. Одна норка посреди двора показалась подозрительной, но раскопал… пусто. Похоже, ушли в лес, он рядом. Для них такой переход – пустяк.
Он смотрел с надеждой, я в бессилии сжал и разжал кулаки. Тетрамориумы всеядны, численность племени у них зависит только от количества еды, а ее будут собирать всякую, как белковую, так и углеводную. И отовсюду, не делая различий между захваченными в процессе рытья тоннеля семьями мышей или задремавшей на солнышке хозяйской кошкой.
– Только и надежды, – сказал я, – что в лес. Можно будет успеть, не поднимая шума…
– Да-да, шеф! Вам виднее.
– Знаешь, – сказал я наконец, – пока никому ни слова. Я скажу Эльвире, а она уже звякнет, кому надо. У нее связи в верхах, да и вообще… она не мы, понимаешь?
Он торопливо кивнул, сказал заискивающе:
– Вы мудрый у нас, шеф! Такую сотрудницу отыскали… Она самые трудные задачи решает одним движением пальца! И как вам преданна, смотреть страшно. Любого порвет!
Я сказал строго:
– Иди работай.
Он исчез моментально, словно выключилось голографическое изображение, а я с неловкостью подумал, что это Эльвира меня отыскала и навязалась в помощницы, я даже пытался отбиваться, как же, помню.
В связи с изменившимися размерами чудо-муравьев в моду вошли плоские вертикальные формикарии во всю стену. Толщиной не больше чем пять-семь сантиметров, они очень легко крепятся к стене, а стекло с примесью наночастиц настолько прозрачно, что его вообще не видно, а если учесть, что наночастицы не дают прилипать грязи ни с этой, ни с той стороны, то тайная жизнь муравьев видна во всем блеске.
Ученые благоразумно экспериментировали с генами только южных муравьев. К тому же пришлось добавить им необходимость повышенной влажности и температуры, иначе дыхательная система не давала бы возможности существования таким крупным экземплярам, но алармистам объяснили тем, что, дескать, это предосторожность, если муравьи вдруг каким-то чудом вырвутся из формикария, они тут же погибнут в чересчур сухой и холодной для них атмосфере.
Получил уголовный срок некий Равшан Залидзе, грузчик-гастарбайтер, тем самым создав прецедент. Правда, до этого он просто разорял гнезда муравьев и отделывался всякий раз повышающимися штрафами, но на пятый раз суд счел себя оскорбленным таким пренебрежением и впервые применил заключение под стражу и вынесение приговора об изоляции от общества на три месяца.
В частном определении говорилось, что при продолжении подобных действий виновный будет осужден уже на предельные сроки, предусмотренные законом. А там что-то около пяти лет строгого режима, если не изменяет память.
Телевизор у меня на всю стену, но давно перестал его включать: всякий раз натыкаюсь на крупные планы половых органов в момент совокупления, уже не только вечерами, когда дети спят, но и с утра и вообще целый день, зато целиком убраны эпизоды с драками, а если где по необходимости и показываются, то общим планом и никогда ни у кого не выступит кровь. Даже ссадины и кровоподтеки сперва попали в категорию «+18», а потом эти фильмы начали потихоньку изымать вообще, взамен выбрасывая на рынок роскошные комедии с богатейшей компьютерной графикой, спецэффектами и прочими прибамбасами, где само слово «насилие» стало синонимом некой игры, как у садомазохистов, где одним нравится мучить, а другим – быть мучимыми.
Но есть и некий плюс, как примета времени: по жвачнику то и дело начали показывать дискуссии о пока далекой, но не так уж и слишком, сингулярности. Сперва о ней говорили приглашенные в студию серьезные скучные ученые, потом начали вместо них приглашать младших научных сотрудников, эти раскованнее, говорят не так осторожно, иногда завернут такое, из-за чего рейтинг передачи сразу подпрыгивает.
Постепенно, почуяв интерес зрителя, такие передачи пошли по большинству каналов, а в инете появились сотни специализированных форумов.
Ни одно открытие в науке не бывало так освещено да еще заранее, что и понятно, это не телевизор что хоть и поменял привычки и вкусы человека, но не поменял его всего. А сингулярность, если послушать специалистов, вообще не оставит камня на камне от привычной жизни, и простые люди гудели встревоженно, как пчелы в улье, по которому стукнули здоровенной палкой.
Кириченко отлип наконец от окуляров микроскопа, под глазами аккуратные, но глубокие круги, словно уснул на стаканах, белки красные, воспаленные, зевнул, потянулся.
– Который час?.. А это вчера или сегодня?.. Как это завтра?.. Вы что, я еще не готов входить в светлое завтра! Я сопли вчерашнего дня, так сказать, не подобрал исчо! Не себе, конечно, Люциферу!
Люцифер равнодушно промолчал, а Вертиков обронил от своего стола, не оборачиваясь:
– Для кого светлое, для кого и совсем темное. Вон Урланис совсем не рвется в сингулярность. Ему и тут хорошо. Он человечек, а это звучит горденько.
Корнилов заметил:
– Когда говорят «Ничто человеческое мне не чуждо», имеют в виду обычно животное. Так почему не говорить честно: «Ничто животное мне не чуждо»?
Кириченко поморщился:
– Пень ты, а не Корень. Мы все это говорим, не вдумываясь! Украшения речи, вроде лака для волос, орнамента на одежде, имитации карманов, блесток или два ряда пуговиц, где и одна ни к чему.
Корнилов вытянул шею и подергал за галстук, пытаясь ослабить узел.
– Что пуговицы, – пробормотал он, – а вот эта удавка меня достала…
– Ничто животное мне не чуждо, – сказал Вертиков задумчиво. – Вообще-то, Корень прав, сейчас мы это признали. Но к добру ли?