Рассветники

Никитин Юрий Александрович

– Ребята, – сказал он, – а тут что-то вроде бы серьезное. И у шефа, смотрите, руки дрожат, будто курей крал!

Урланис спросил лениво:

– Что, опять средство от перхоти вспомнили?

– Да нет, – ответил Кириченко без улыбки. – Вот, посмотри.

Урланис посмотрел и охнул. Они подтягивались ко мне, уже заинтересованные, там небольшой перечень вопросов, но все сводится к одному: какие наши свойства мы хотели бы взять с собой в будущее, а какие оставить в прошлом, если предположить, что с легкостью можем освобождаться, а новые себе «записывать». И обязательно обосновать свои предпочтения.

Мы

помалкивали, Кириченко первым сказал озадаченно:

– Это что?.. Неужели подобрались вплотную?

Люцифер сказал желчно:

– Свою работу хотят перекинуть нам на горбатые спины.

– Да это мы с удовольствием, – сказал Кириченко, хоть и все еще озадаченно. – Но, думаю, они такие опросники разослали во все конторы, где вот такие высоколобые…

Люцифер буркнул:

– Ну хоть насчет такого дела не советуются с общественностью! А то насоветуют…

Подошел Вертиков, послушал, сказал, как всегда, очень мягко:

– Дорогой друг, с общественностью никогда и не советовались по важным вопросам, ты же знаешь, не утрируй. Делали вид, другое дело. Простой человек должен думать, что от него что-то зависит. Тогда он не устраивает цветных революций.

Они заспорили, а я подумал, что первыми придут в сингулярность люди, которых сейчас считают закомплексованными или на чем-то сдвинутыми. Природа в своем разнообразии выпускает тысячную долю процента таких вот, мозг которых никогда не успокаивается и постоянно требует работы.

Остальные, которые нормальные, от всякой нагрузки обычно увиливают, любую работу выполняют из-под палки, а после работы их мозги сразу же с облегчением отключаются даже от той минимальной нагрузки, что требовала сохранить место, ищут простеньких развлечений вроде созерцания футбола, телешоу или прогулки по дискотекам, по бабам и барам.

А эти, которые не от мира сего, даже в обыденной жизни находят себе добавочную нагрузку. Я вот, к примеру, с детства из пряника выгрызал звездочки или другие фигурки, считал окна в многоэтажных домах или группировал их в квадраты и прямоугольники, а когда на последний квадрат недоставало окна или окон, чувствовал некий дискомфорт. Сейчас вот, когда за рулем, отвлекаться вроде бы нельзя, все равно инстинктивно считаю белые полоски разметки на шоссе, группирую то по семь штук, то по двадцать одной…

Вчера смотрел старый сериал про детектива Монка, у того эта шиза зашла еще дальше: считает все столбики по дороге, никогда не отдыхает, считает движения зубной щетки… однако же замечает все вокруг, умеет связать в единое целое, и потому именно он лучший из лучших детективов, а все те, кто не забывает оттянуться и расслабиться, ему не годятся и в подметки.

Я очнулся от дум, когда Урланис повысил голос:

– Вы как хотите, – прогремел он с некоторой угрозой в голосе, словно мы ему выкручиваем руки, – не собираюсь ни от чего в себе избавляться!.. Ни от жадности, ни от зависти… Ни даже от лени. Добавлять – да, буду. Всякое.

– Что?

– А все, – ответил он с той же твердостью, чувствовалось, что не вот щас решил, а обдумывал долго и старательно. – Я не то что жадный, хоть и да, есть, а запасливый. Хай будэ!.. Я даже то соберу, что потеряли… Ну там жабры, хвост… вдруг да пригодится?

– Сингуляру

жабры ни к чему, – напомнил Кириченко. – Ты и так сможешь бродить по дну Тихого океана, не замечая даже давления.

– Да? Ну ладно, тогда пока без жабер.

Люцифер сказал насмешливо:

– Ну зачем тебе, сингуляру, пригодится жадность? Или твоя лень?

– Не знаю, – огрызнулся Урланис. – Пусть лежит. Запас по голове не бьет и… в общем, вдруг для чего-то нужно? Вдруг я без жадности и жить не смогу?.. Сперва смогу, а через сто лет кирдыкнусь.

– От потери интереса, – сказал Кириченко насмешливо.

– А вдруг? – спросил Урланис серьезно.

Кириченко и Люцифер переглянулись, Люцифер произнес задумчиво:

– А знаешь, хоть Урлан и дурак, но смысл в его дури есть. Глубинный. Я всегда замечал, что в дурости бывает жемчужина… Ну, как в цистерне с говном может оказаться оброненная туда кем-то нечаянно…

– На самой глубине, – уточнил Кириченко, – раз уж смысл глубинный.

Я взял гербовый листок с собой и ушел в кабинет изучать, шутки шутками, но вопросы в самом деле очень серьезные. Курцвейл снова скорректировал свои прогнозы: сперва сингулярность должна была наступить в 2030-м, потом перенес достижение бессмертия и сингулярности на 2045-й, а недавно отодвинул дату вообще на 2075-й, что значит, большинство из нынешних не доживет, так что я сразу же получил добавочные гранты на исследования.

Но благодаря неспешной поступи прогресса политики всех стран наконец-то отвлеклись от перетягивания одеяла и тупо начали спрашивать друг друга: а чё там высоколобые базарят насчет какой-то сингулярности? Понятно же, что в будущем будут машины мощнее, а морды ширше, но неужто еще что-то?

Так что все путем. Может быть, Сверхсущество придерживает наступление сингулярности – ему-то что! – как раз для того, чтобы подтянулись те, от кого так много зависит?

Я расставлял галочки в квадратиках напротив вопросов, не люблю эти вот узкие рамки, созданные специально для обработки примитивными в прошлом машинами, сейчас проги свободны читать и анализировать более развернутые ответы, оценивать аргументацию, а я хоть и не гуманитарий, но могу…

Эльвира вошла в мой кабинет без стука, в руках поднос с чашкой дымящегося кофе, на широком блюдце горка оранжевого печенья, вид скромной секретарши, даже глазки опустила.

– Доброе утро, шеф.

– Привет, – сказал я настороженно. – Сегодня кровь младенцев не пила?

Она произнесла скромно, почти пропела:

– Я, вообще-то, ангел, но… на метле быстрее. Тебе такой кофе или послабее?

Я осторожно отхлебнул, крепость именно та, что я считаю правильной, как и сладость, откуда так точно знает мои вкусы, кофе в белой, как снег, чашке, пена вздувается ровными светло-коричневыми горками, похожими на барханы Сахары, рядом блюдце с горкой рассыпчатого печенья, как раз такое люблю, а в стеклянный кувшинчик посреди стола воткнула несколько стеблей цветов с ярко-красными лепестками, но это неизбежное зло, цветы почему-то присутствуют везде, хотя их есть нельзя, но эти срезанные половые органы растений что-то символизируют или на что-то намекают, не задумывался, ученый не должен обращать внимание на мелочи быта.