Растяпа. Камо грядеши
Шрифт:
– Я не хочу с тобой расставаться.
Ее ладони гладят мой живот – пальчиком пишет на нем каббалистические знаки.
Я чувствую возвращение желания. И снова в бой! Другими словами – мы хомо сапиенс, пока не сойдемся один на один вот в такой ситуации. А там кто кого: секс – это бой без правил.
Начинаю подумывать – где у нее выключатель?
Позже лежим обнявшись. Сквозь детский крем чувствую запах ее волос, кожи, пота – мне приятна такая мысль: простыни сохранят ее аромат. Я не сомневаюсь, что мы сегодня расстанемся и надолго. А когда-нибудь встретимся,
Как хорошо рядом лежать, но – черт побери! – утро торопит расставить все точки.
Света поднимает голову, глядит на часы на столе.
– Скоро автобус мой – он ходит раз в сутки.
– И куда ты поедешь?
– Спроси, куда бы я не поехала!
– А где ты живешь?
– В Усть-Катаве. Едем со мной.
А что есть резон – будет работа у меня по специальности, жена неистовая в постели, детей заведем….
Наверное, сомнения на лице – Света внимательно их разглядывает.
– Нет, не поедешь! – вздыхает она и откидывается на подушку.
– Мне хода нет со «Станкомаша» еще два года: ведь я – молодой специалист.
– Это как в армии отслужить? А мне ждать…
После этих слов гостья моя замыкается. Уже нет той девчонки, готовой с радостью говорить о любви и заниматься сексом. Вместо нее рядом лежит достаточно взрослая девица с поджатыми губами, злыми глазами и в кровь расчесанными руками. Наверное, она ждет предложения: «Переезжай лучше ты в Челябинск». А я:
– Что хочешь на завтрак?
В ответ непробиваемая стена молчания.
– Пойдем в кафе?
Света игнорирует вопрос – закрывает глаза.
– Что же тебе не хватает – ведь все у нас хорошо?
Теперь умолкаю я. Света завладела инициативой.
– Ладно, встаем – пора одеваться.
Глаза ее полны слез. Она косится на меня и вытирает их украдкой.
– О чем ты думаешь? – я с тревогой.
– О лжи.
– Серьезно? О какой лжи?
Света прищуривает глаза.
– Ты врешь, что живешь: ты – покойник.
– Не понял.
– Флюрка про тебя говорила: целыми днями лежишь на диване и о жене сбежавшей страдаешь, а по цеху как зомби ходишь….
Я дал ей возможность выговориться, потом погоревать.
Покормил в кафе на вокзале, купил билет, посадил в автобус.
Я не из тех, кто публично выражает свои чувства: никогда не стану целоваться на людях – мы просто смотрим в глаза и прощаемся.
– Мы могли бы быть счастливы, – говорит она.
– Послушай, ты все принимаешь близко к сердцу и слишком торопишься сделать вывод. Давай назначим новую встречу и там увидим, что получится. Дай телефон, я тебе позвоню. А ты пиши – Флюра даст адрес.
Света грустно улыбается:
– В отпуск приезжай.
– В этом году отпуска зарубили.
– Снова врешь?
– Спроси у Флюры.
– Я люблю тебя, мастер, – шепчет она.
– Это проходит.
Автобус отходит. Мы машем друг другу.
Вернулся домой, прибрался, и спать. Приснилась мне Лялька – рядом лежит.
Когда просыпаюсь, к моему удивлению, в комнате вижу курсанта Эдика.
– Было открыто, и я постучал. Кто тебя так?
Будем считать, что он извинился.
– С дивана упал. Долг принес?
– Погоди еще. Ты когда на работу пойдешь?
– Когда пригласят.
– Керосинчику принеси бутылек.
– Зачем?
Он недоуменно смотрит на меня, будто пытаясь понять смысл вопроса.
– Как зачем? А…! Помнишь, Верку? Наградила, бл..дь, мандавошками.
Я и бровью не повел: как будто все абсолютно естественно – где проститутка, там мандавошки. Потом память преподносит сюрприз – в тот день сосед надевал мое трико. И от этой мысли внутри все переворачивается. Тут же возникает желание обо что-нибудь почесать кулаки. Лицо курсанта от мусарни – соблазнительная мишень.
– Ты трико мое брал – постирал, возвращая?
На его недоумение взрываюсь:
– Пропадите вы пропадом, мусора с проститутками! Пошел вон и трико прихвати.
Сосед исчезает, прихватив мой подарок. А я напрягаю память – надевал ли его после того случая? Выходило, что надевал – когда в душ ходил, а потом со Светкой спал…. О, черт! Фантастическое невезение.
По дороге на завод греет одна только мысль – я не чувствую на себе насекомых. Однако керосиновой дезинфекции не избежать – хотя бы для профилактики.
Пойти мне некуда кроме как в цех. Работает он в прежнем ритме, но на участке сборки много новых лиц. Нашел Борю Пушкина и со своей проблемой к нему. Точнее – попросил бутылек керосина. Взгляд его понимающий выражает осуждение развратного образа жизни, который, по его мнению, я веду. Впору рассмеяться, если бы не хотелось ругаться.
Борису достать керосин не проблема – у него жена работает в нашем цехе кладовщицей лакокрасочных материалов. Вручив бутылек, он добровольно и со знанием дела инструктирует о способах применение народного средства против лобковых вшей – будто это обряд изгнания нечистой силы или что-то вроде того. У меня от его наставлений начинается зуд в причинном месте. Думаю, Пушкин не преминет раструбить по цеху о цели моего визита и постигшем конфузе. Но через все это надо пройти.
Впрочем, буду ли я еще здесь работать – вопрос.
И к благодетелю:
– Смотрю – перемены. Тебе не предлагали участок завершения?
Борис потирает шею. Эта тема ему интересней.
– Но тебя я уже не возьму….
В одно мгновение у меня в голове появились сотни злых слов в ответ, но говорю я вполне прилично:
– Знаешь что? Если я был вольнонаемный, прямо сейчас бы сказал тебе: «Да пошел ты нах..!», но, увы, диплом надо отработать.
Пушкин улыбается на мои слова и продолжает: