Рай для закалённых
Шрифт:
А пока я одна. Никто не думает обо мне, не беспокоится и не стремится поддержать. Мне не плохо от этого, но начинающееся понимание, что чье-то сочувствие ничего бы не изменило в моем положении, что оно мне, в сущности, не нужно, запустило некий метаморфоз личности, которая из социальной стала превращаться в самодостаточную.
Микаэль отдалился. Это чувствовалось вопреки нашим ежеутренним и ежевечерним сеансам связи. Я не сожалела, хотя чувствовала грусть, как грустила раньше по уходящему лету с его свободой бродить, сколько и куда захочется, которое со дня на день должно было сменить ограничивающее искусственное городское тепло. Исчезновение Микаэля из моей жизни казалось неизбежным, понятным и правильным. Хотелось лишь поставить красивую точку, а то лет через пять от всей этой истории останется у меня вместо воспоминаний одно недоумение. Например, сделать многослойную ментальную картину и отправить ему в качестве сна.
Давно собиралась попробовать сделать такую штуку...
Микаэлю нравится скорость и все ощущения, связанные с преодолением: ожидание, концентрация, действие, анализ результата, удовольствие от победы. Возьму скорость за основу и вплету в нее преодоление. Обязательно вспышки света и брызги на лице. Смена жара и холода. Перемена положения: взлеты, падения и кувырки. И запах... запах... сначала металла, а потом цветов и скошенной травы. Вперед!..
Создание сна заняло меня на половину ночи, а испытанная при этом смесь восторженного вдохновения и дикого напряжения отняла возможность расслабиться и заснуть на целый час после посыла.
А с первыми лучами солнца в палату ворвался Микаэль. Его стремительность разбудила меня раньше, чем открылись глаза. Вид у него был такой, словно он вошел в горящий дом, чтобы, рискуя сгореть, спасти что-то ценное.
– Что это было?
– замерев возле двери, спросил он, и я не узнала его голос, раздавшийся звоном огромного колокола.
– "Спасибо", - как можно спокойнее ответила я.
– И "прощай".
Его взгляд стал мутным. Он явно боялся такого ответа и не ожидал того, что случилось, но не от меня, а от себя самого.
– Что я сделал не так?
Я с трудом села. Делать это самостоятельно было нельзя, однако лежать перед взвинченным Микаэлем было вообще невозможно.
Он изменился - теперь он действительно изменился. Сейчас я занимала все пространство его "тишины", и ничего другого в ней не существовало. Это было настолько же очевидно, насколько и необъяснимо: почему вдруг привязанность, которую он два месяца старательно изображал, появилась сама, ниоткуда? Да еще с такой силой?
Сон? Я случайно вплела в него какой-то особенный компонент, подействовавший как приворотное зелье?
И что теперь делать?!
– Микаэль, я не хотела... Ты ведь не любишь меня на самом деле, пора в этом признаться, и быть моим другом ты уже устал. Нам нужно попрощаться, вот и всё, что я собиралась сказать.
Он зажмурился, и все его лицо сжалось от боли: губы превратились в ниточку, а тонкие крылья носа сомкнулись на перегородке.
– Нет, - незнакомым голосом выдохнул он.
– Ты мне нужна. Ты на самом деле мне очень нужна.
Быстро вошла медсестра, со своего поста увидевшая движение в палате. Тренированным движением она мгновенно сняла с меня ночной сетчатый корсет и прямо поверх тонкой майки надела глухой дневной, сурово глянула на Микаэля и вышла.
Пока медсестра совершала мудреную манипуляцию, Микаэль восстанавливал дыхание. Я видела: он переживал то же самое, что и я в тот день, когда Игорь решил со мой расстаться - и именно поэтому не могла поступить, как Игорь.
– Прости.
– Не бросай меня, - глухо попросил он.
Прощай, обретенная было свобода...
– Не брошу, - вогнав ногти в ладони, обещала я.
Счастьем, которое зажглось в его глазах в тот же миг, можно было бы осветить весь больничный этаж, но естественный утренний свет погасил эффект. Микаэль наконец сдвинулся с места: он сделал шаг и упал в кресло, стоящее в углу, с таким видом, будто собирался покинуть его только тогда, когда я выпишусь из больницы.
Свобода, прощай...
Когда я после завтрака вернулась из столовой, он уже был спокоен. Тревога вместе с легким удивлением затаились в уголках его глаз, но в остальном он стал прежним самоуверенным красавцем, лишь немного более серьезным, чем раньше, в прошлой жизни.
– Чем обычно в это время занимаешься?
– почти буднично спросил он.
– Лежу на боку и смотрю телевизор.
– Очень хорошо, ложись. А я посижу пока рядом.
Подложив под бок ортопедическую подушку, я устроилась в надоевшей уже позе и включила вмонтированный в стену на уровне глаз монитор. Микаэль подвинул к кровати кресло, нашел на столике расческу и начал расчесывать мои волосы.
Присутствие моего фантома в его "тишине" все еще оставалось доминирующим. Она, "тишина", была открыта и абсолютно беззащитна, а я там сверкала.
– Может, к вечеру отпустит?
– случайно вслух вырвалось у меня.
Расчесывая, он словно вошел в состояние транса. Это занятие окончательно успокоило его, и дикое, электрическое напряжение его души больше меня не кололо. Он положил ладонь на мое голое плечо, и я ощутила, как дорога ему возможность ко мне прикасаться.
– Я не хочу, чтобы отпускало, - совсем другим, красивым и мелодичным голосом возразил он.
– Я никогда раньше не был настолько счастлив. Я не знал, что простые прикосновения могут давать столько удовольствия. Было бы еще круче, если бы я видел любовь в твоих глазах, но тогда я бы, наверное, сошел с ума от счастья - таким оно было бы мощным...
– Тебе не нужно на работу?
– Сегодня - нет, я взял давно заслуженный выходной. И во время операции завтра я снова буду рядом. Ты ведь не против?
Я не успела об этом подумать: еще одного нежданного гостя принесла нелегкая в мою скромную обитель. После формального торопливого стука в палату вошел Томас.
Лучший друг старшего брата - кто-то достаточно близкий. Несколько раз, в моем детстве, он читал сказки перед сном и чинил сломанных кукол. Хотя в последние годы мы общались очень мало, его визит в больницу не был таким уж неожиданным - Томас вполне мог проявить ко мне участие, если не по собственному порыву, то по просьбе Саши - зато он абсолютно не ожидал увидеть здесь то, что увидел. То есть, кого.
Не сводя с Микаэля удивленного и странно умоляющего взгляда, Томас замер на пороге.
Сразу стало понятно, что в их загадочной иерархии Микаэль обладает большей властью: он встретил потрясение Томаса холодной усмешкой.
– Привет, - сказала я просто для того, чтобы напомнить о себе.
Микаэль отложил расческу и развалился в кресле.
– Саша знает?
– трагично произнес Томас.
Что за театр?!
– Я не говорила, - ответила я.
Томас молча собирался с мыслями - какими, интересно? Он не был паникером, и я не замечала, чтобы его выводил из равновесия факт общения отдельной девушки с отдельным мужчиной. В его вопросе про Сашу мне послышалось осуждение, будто я должна была спросить разрешение на встречи с Микаэлем.