Рай для закалённых
Шрифт:
– Да ладно! Ты просто боишься влюбиться в Микаэля.
– Не влюбиться, а подчиниться первобытному инстинкту.
– Да что в этом такого?! Подчинилась бы, все подчиняются. А он хитрый. Понял, что ты изо всех сил сопротивляешься его обаянию, и решил привлечь на свою сторону твои же первобытные инстинкты. Очень, очень умно! Кстати, а почему ты сопротивляешься?
– А зачем он мне?
Вероника смотрела пристально, а на губах ее подрагивала лукавая улыбка.
– Потому что он - красивый мужчина, и его интерес к тебе повышает твою значимость в глазах всех окружающих.
Теперь я возмутилась:
– Ты говоришь так, будто он - украшение!
– Еще какое украшение... Очень дорогое. Внимание такого мужчины много стоит.
– Да нет же! Он не украшение! Он - дикий зверь, сильный ветер, океанская волна, им не обернуться и на шею его не набросить!
– И все же при этом он - красивый мужчина. Точка.
Она помолчала с минуту.
– Кроме вот этого... восхищения свободной стихией, ты еще что-нибудь к нему чувствуешь?
– Море благодарности, - даже не задумалась я.
Конечно, она не это хотела услышать.
– А еще?
Вроде бы, уважение. Вряд ли у меня хватило бы упорства и изобретательности на все то, что он сделал для меня. С другой стороны, эти качества Микаэля - не уникальные. Всех нашестранцев "первой волны" избыток внутренней энергии заставляет искать точки ее приложения, а не находя - придумывать.
– Я его не люблю. Уже привыкаю, жду его приезда, немного расстроюсь, если он вдруг не приедет, но в нем нет ничего такого... таинственного и чудесного, в чем я бы нуждалась, о чем бы мечтала, что привязало бы меня к нему.
– В каждом человеке есть то, во что можно влюбиться!
– заявила протест Вероника, и категоричность ее тона явно свидетельствовала о происходящих в ней под влиянием Барса переменах.
– Любуйся его глазами, губами, волосами, всем этим вместе, кстати, нос у него редкостной, что называется, "породистой" формы, любуйся его плечами, ногами - и влюбишься во всего целиком. Мне кажется, в вербальной речи у него должны быть необыкновенные, чувственные интонации, которые очень приятно слушать. Да это такой простор для любви! В чем дело, подруга?
В чем, в чем... На одни и те же грабли не хочется наступать.
– Я, да - боюсь - чтобы закончить спор, признала я.
– Что получится как с Игорем. Ты не представляешь, насколько это больно.
Вероника с трудом сдержала новую тираду. Ее понесло, и она готова была спорить с любым моим словом, даже нечленораздельным, и все же смогла остановиться. Улыбка исчезла, и теперь каждая черточка ее лица выражала жалость.
– Насколько?
– Представь, что тебе в сердце впился огромный холодный стальной клещ. И еще все лапы в него вонзил...
– ...О-ой!
– И никак не отпускает, тварь. Словно его судорога там свела.
Сжав губы, Вероника помолчала.
– С этим надо что-то делать. Всегда болит?
– Нет, только когда думаю об Игоре. Я не успела пройти психокоррекцию, даже решиться на нее не успела - пришлось ехать сюда, но когда мы вернемся, сразу этим займусь. Ну и, сама понимаешь, надо быть идиоткой, чтобы вновь, добровольно, пойти на такое.
Вероника, размышляя, снова выдержала паузу, на этот раз долгую.
– Нет чтобы просто взять и влюбиться, - раздраженно заявила она, - так ты и любовь анализируешь! В ней нет логики! Она не для того существует, чтобы мозги разминать, она - для удовольствия! Тебе она сейчас необходима, потому что ты осталась без близких, хватай ее и держи крепко! С чего ты взяла, что Микаэль тебя бросит?
Ух, какой эмоциональный подъем! Вероника, конечно, защищает сейчас свои позиции, а не мои: она хочет уверенности, что ее любовь не причинит ей боли. И я того же хочу.
– Вероника, "первая волна" не такие, как мы. У них странная... социальная организация.
– В смысле?..
Как бы объяснить ей то, что я и себе-то объяснить не могу?
– Ну, у них внутри их общества, если можно так сказать, существуют связи, которые нам не понятны. Саша, например, связан с Томасом, и это не только дружба, а какое-то словно подчинение на уровне инстинкта. Причем подозреваю, что Саше так подчинен не только Томас, судя по некоторым наблюдениям... Просто Томас близок ему настолько, что даже я его воспринимаю как продолжение Саши.
Вероника, наклонив голову, пыталась представить себе то, о чем услышала.
– Уникальный, должно быть, случай. А они не любовники?
Вот же переклинило на теме любви!
– Да вряд ли. Никогда не хотелось о таком думать, но если вдруг окажется, что это так, я совсем не удивлюсь. Хотя у них обоих часто бывают девушки.
Глаза Вероники заметно округлились.
– Минуточку! При том, что у них часто бывают девушки, ты бы не удивилась тому, что они - любовники?
– Ага. У "первой волны" всё с ног на голову. Девушки у Саши меняются со скоростью одна в две недели, а то и не меняются: при наличии одной заводится другая, и они мирно совместно существуют какое-то время. Однажды я застала в Сашиной комнате одну девушку в постели, а другую, только в нижнем белье, за столом, она жевала бутерброд и смотрела телевизор, Саша же, не замечая обеих, занимался компьютером, и все выглядели довольными. И Саша - вовсе не уникальный случай. Когда я бываю у него в казарме, теряю ориентацию уже через пять минут. Там постоянно какое-то движение: кто-то к кому-то приходит или переезжает, вылезает из кровати, обнимается на пороге комнаты... Там это нормально, понимаешь? А воздух с порога, как ты выразилась, бьет эротическим током.
– Это я к чему?.. а, да: - Если такой образ жизни брата меня просто неприятно удивил, то потенциальный муж с таким образом жизни вызывает омерзение.
Вероника молчала, заставляя себя представить то, о чем я говорила. Сашу она знала другим - "правильным старшим братом" - и поверить в нечто диаметрально противоположное ей было трудно. Самым парадоксальным было то, что он до сих пор оставался "правильным старшим братом", поскольку, со своей точки зрения, был всегда прав и лучше меня знал, что и как мне нужно делать.
– Вот это да... Мне кажется, ты преувеличиваешь, - подумав, заспорила Вероника.
– Люди в принципе неодинаковы, и в "первой волне", наверняка есть не только такие... половые обормоты. Несправедливо судить о Микаэле по примеру Саши.