Рай тебя не спасёт
Шрифт:
Кровь хлестала из раны под кадыком. Даже ускоренная регенерация не могла затянуть такие повреждения мгновенно. Интересно, Ева всерьёз рассчитывала убить потустороннее существо, демона, какой-то стекляшкой? Расхохотавшись, я опрокинул опешившую девушку на постель, навалился сверху и принялся самозабвенно целовать в губы, заливая кровью из свежей раны.
Несмотря на удушливую жару, Ева завернулась в тонкое одеяло. Проклятая Пустошь! Невыносимый, непредсказуемый климат: вчера промёрзли стены в углах, а стёкла покрылись причудливыми узорами наледи, сегодня нетронутый чай на столе никак не остынет. То холод собачий, то температура
Девушка перевернулась на другой бок, брезгливо уставившись на закрытую и подпёртую креслом дверь. Последнее было лишним. За трое суток чёртов демон ни разу не пытался силой ворваться в комнату. Ну а если бы захотел, разве помешала бы ему эта несуразная преграда из ткани и дерева?
Когда в тишине раздавались шаги на лестнице, всё внутри у Евы сжималось. Иногда эти шаги удалялись в сторону библиотеки, не становясь громче. Иногда оглушительным набатом били по ушам, пока не замирали по ту сторону закрытой двери. Как сейчас. Тишину — а вместе с ней и мозг Евы — взрывали три размеренных, с долгими паузами удара. Почему-то всегда три. Затем следовало напряжённое молчание, наполненное явственным ожиданием. Ева почти видела стоявшего в коридоре демона. В её воображении лицо насильника всегда выражало разные эмоции. Чаще всего — уродливую гримасу похоти, как той ночью, которую Ева тщетно пыталась стереть из памяти. Реже — гнев или глумливую улыбку. Но никогда — то, что было на этом лице на самом деле. Если бы Ева решилась открыть дверь, то, возможно, поняла бы, как заблуждается. Но и сегодня она осталась лежать в постели, пока ненавистные шаги не затихли вдали.
В который раз Ева попыталась убедить себя в том, что не испытывает облегчения, слыша, как Велар уходит, и не думает о моменте, который непременно наступит, рано или поздно, — моменте, когда Велар не уйдёт.
Лучше думать о проклятом тумане за окном, о жутком холоде, сменяющемся невыносимой жарой, потной и липкой, и о редких нормальных днях, когда не надо кутаться во все одеяла, найденные в шкафу, или промокать лоб салфеткой.
Мысли назойливы и редко подчиняются воле хозяев. А воспоминания и того хуже — преследуют, врываются в сны, мелькают перед глазами яркими навязчивыми картинами.
Думай о тумане! Думай о тумане.
Не о том, какой грязной и использованной ты себя чувствовала, и насколько омерзительно пахла. Как рыдала и с остервенением тёрла кожу, пытаясь свести с лица и бёдер следы насилия.
Но ужаснее всего не это, а ощущение полной, безграничной беспомощности. Ева не могла себя защитить. По крайней мере, пока.
— Может, вы всё-таки спуститесь к ужину? — раздался из-за двери ненавистный голос.
«Убирайся! Убирайся! Убирайся! Ненавижу! Отомщу!»
Думать о мести было лучше, чем всё время представлять туман за окном. Теперь Ева знала, чем занять мысли, и начала успокаиваться. Она отомстит.
Однажды в похожей ситуации она не сломалась только потому, что стояла за спиной озверевшего демона, превратившегося в смертоносный вихрь, и смотрела, как рвётся плоть, как истерзанные тела падают у её ног одно за другим. Она слышала крики боли и наслаждалась ими, столь же свирепая и безжалостная, как и существо, убивающее по её приказу. Когда последний из её насильников захрипел на полу, истекая кровью, она почувствовала, что может жить дальше. Глядя на кровавый отпечаток ладони на стене, отчётливо ощутила: прошлое отпускает, страх и боль утекают в чёрную щель подсознания. Те, кто видел её унижение, мертвы.
Да, она отомстит. Будет цепляться за эту мысль, чтобы не сойти с ума.
— Через час жду вас внизу, — снова раздался голос. — Если не спуститесь, я буду вынужден… — Велар осёкся, оборвал себя так резко и неестественно, что Ева догадалась, как должна была закончиться фраза. Совсем как той ночью, когда демон поставил девушку перед выбором.
Хотел ли её тюремщик избежать неприятных напоминаний или Еве так показалось, но ситуацию нельзя было изменить. С некоторых пор всё было безнадёжно испорчено. Зато удалось сформулировать или, точнее, осознать основное правило её новой жизни: либо ты делаешь то, что требуют, добровольно, либо к тебе применяют силу.
Уже на лестнице Ева почувствовала запах жареного с травами мяса, любимого чая с бергамотом и чего-то сладкого, шоколадного. Велар постарался. Длинный стол ломился от еды: фрукты, зелень, свежая выпечка, запечённый целиком поросёнок, десерты — не было ни кусочка свободного, незанятого пространства. Три дня на воде дали о себе знать острой резью в пустом желудке. Однако при всём разнообразии кулинарных изысков аппетит не проснулся. Мысль о еде вызывала стойкое отвращение.
Это была не единственная попытка демона накормить объявившую голодовку пленницу. В первый раз, проснувшись и увидев на прикроватной тумбочке поднос с завтраком, Ева вознамерилась выкинуть его в окно: запах жареного бекона бесил, просто сводил с ума. Не обнаружив ни замков, ни ручек, ни малейшего намёка на то, как открываются рамы, девушка выставила утреннюю находку за дверь и на следующий день поступила так же. Но чёртовы подносы продолжали появляться с раздражающей регулярностью, возникая словно из воздуха, теперь даже чаще — ещё и по вечерам. Что бы ни думал о Еве упорствующий в своём стремлении демон, её поведение не было забастовкой, демонстративным протестом. После всего случившегося она есть не могла и не хотела. Иногда, прежде чем избавиться от подноса привычным способом, девушка забирала чашку с чаем и оставляла на прикроватной тумбочке, где та остывала, нетронутая. За последние трое суток это была её единственная еда.
Ева неохотно опустилась за стол, усилием воли подавив стыд. Ну уж нет! Стыдно должно быть не ей! Она расправила плечи и с вызовом посмотрела напряжённому демону в глаза. Тишина, повисшая над столом, словно была наполнена ожиданием неминуемой катастрофы. Часы в нагрудном кармане громко и размеренно тикали, будто отсчитывали секунды до взрыва. Ева чувствовала, что демон хочет что-то сказать, и догадывалась, о чём пойдёт речь, но не желала слышать оправданий. Мир за окнами терялся в клубящейся белой мгле. Многочисленные свечи разбивали сумрак туманного дня. Напряжение сгущалось. В ожидании Ева нервно барабанила пальцами по столу. Велар смотрел куда угодно, только не на объект своих мыслей. Наконец ставшая невыносимой тишина разлетелась вдребезги, как упавший на пол бокал.
— Я не мог себя контролировать.
Ева замерла, стиснув в кулаке вилку. С самого начала ужина она подсознательно ждала, когда демон заговорит, и всё равно ощущение было таким, будто ей в лицо плеснули ведро ледяной воды. Не в силах справиться с бешенством, Ева опустила взгляд в пустую тарелку.
После короткой паузы Велар продолжил спокойным, лишённым эмоций голосом:
— Такова природа демонов. От близости и запаха своей пары мы теряем голову. В первую брачную ночь нами полностью управляют инстинкты. Верите или нет, но я не отдавал отчёт в своих действиях. Так или иначе теперь вы моя супруга, и это не изменить.