Рай в шалаше
Шрифт:
...И все кончается в ту же минуту, и Наталья не успевает возразить, что китч вышел из моды, в моду входит, так сказать, частная собственность — автомашины, гаражи, дачи... И Таня не успевает с Натальей согласиться, и Ираида вздохнуть, что да, мол, куда деваются высокие идеалы бессребреничества русской интеллигенции, и Никифорыч усмехнуться, что идеалы хорошо, а своя клубника в огороде лучше... все, дверь открывается, потом аккуратно закрывается. Появился холодный и непримиримый зритель, появился не просто первый зам шефа, то есть начальник (Фалалеева второй зам — по оргвопросам), появился тот, кто считает себя призванным вывести их из пустыни — мелкотемья, безверья, отсутствия высоких принципов. И Коровушкин съежился, сник, как сникает всякая сила при появлении новой, отличной от нее по химическому составу и качеству.
Такие внешние метаморфозы хорошо знакомы Тане по сценам в женских парикмахерских. Делает маникюр надменная дама, много и громко рассказывает, хвалит дом, мебель, детей, мужа — свой садовый участок. А рядом садится, скажем, актриса, диктор телевидения или дипломатическая мадам. Иная посадка, иная косметика, запах иной жизни... Актриса, диктор или дипломатическая мадам не произносят при этом ни слова, но все ясно. И минуту назад бывшая в центре внимания преуспевающая дама с холеной отмассированной физиономией линяет, поспешно уходя в сторону... Так и Коровушкин слинял, бочком двинул в коридор, спрятав до лучших времен целующиеся головки.
Обеденный перерыв окончен. Наталья Ивановна сметает в корзину остатки салата. Все снова принимаются за свои дела...
— Добрый день, Константин Дмитриевич! — слышится из той комнаты. Значит, снова пришел — не удержался, подумала Таня. Цветкова у них, выражаясь фалалеевским языком, обожают, то есть почитают и к мнениям его прислушиваются. Так давно он сюда приходит, что все привыкли и всем вроде бы без разницы — к кому. Считается — ко всем. Сейчас Костя подойдет на цыпочках к Тане, воображая, что никто не заметит, и зашепчет: «Ну как ты спала?»
— Танюша, ну как? Ты хорошо спала?
Сейчас начнутся претензии: «Я так переволновался».
— Я так перенервничал. Денисов недоволен, что я подбросил вам Нонну?
Это все пустяки, однажды, после того как Тане сделали тяжелую полостную операцию, он вслед за мужем прорвался к ней в послеоперационную (Денисов стерпел, слишком тогда все было неясно и страшно), и первая Костина фраза была: «Имей в виду, второй раз я этого не переживу». — «Ты?» — «Прости, ради бога», он понял все, но не устыдился. Сейчас попросит с жалобной улыбкой: «Я отвезу тебя домой, хорошо?»
— Я отвезу тебя домой, если не возражаешь?
— Дурак, — прошептала Таня и дунула ему в нос.
Костя тут же ушел в предбанник, где Наталья снова поучала кого-то по телефону: «Белочка, жакет? Какая клевость, Запад с ума сходит, а ты не сориентировалась!»
...— Концепция ойкуменического человека, — услышала Таня Костин повеселевший голос, — это любопытно. Каравеллизм? Сейчас расскажу. Безделка, но знаешь, Виктор, здесь не пусто.
Сейчас Костя повысит голос, он любит, чтобы Таня слушала его разговоры: все проверяет на Тане, как Павлов на любимой собаке. Только вот почему собака до сих пор не сдохла? У Павлова был порядок: собаки дохли, и он над ними плакал.
— Парадокс Электры, — доносилось до Тани, — предполагает знакомство с двумя вариантами мифа об Оресте. Но оставим это, вспомните совсем простой парадокс. Вы стоите. Рядом человек, покрытый простыней. «Вы знаете, кто стоит рядом?» — «Нет!» — «Вы знаете такого-то?» — «Да!» Снимают простыню. Такой-то. Вы лжете и говорите правду одновременно. Сущность парадокса — в конкретности истины. Студент на экзамене знает о гриппе все. Но вот перед ним больной человек, он не знает, что у него грипп. Так знает ли он, что такое грипп? В этом суть диалектики.
Просвещает непутевых аспирантов, не станет же он Виктору все это разъяснять.
— Итак, каравелла. Каждый из нас — каравелла. Каждый плывет. Я приглашаю других людей на борт своей каравеллы, в свою жизнь, хотя им кажется, что это они меня приглашают. Каравеллизм — наши отношения с внешним миром — плавание от незнания к знанию, от одних друзей к другим, от женщины к женщине. В иных терминах и по-своему интерпретируют идею каравеллизма экзистенциалисты.
— Значит, человек рассматривается только в коммуникации? — голос Виктора. Наконец у Витьки появился собеседник, целый день промолчал, бедняга, с ними, недостойными.
— Человек всегда представляется нам в коммуникации. В мотивах, в стимулах общения. Кстати, у древних стимулос — всего лишь заостренная палочка, которая побуждала вакханок неистовствовать, — это снова для аспирантов, профессорская манера пояснять, пользуясь любым поводом для ввода новой информации. — И все-таки неистовствовать нас побуждают другие люди, — это уже для себя и для Тани...
Все бросили работу, прислушиваются к голосам, доносящимся из предбанника, даже Никифорыч — этот свежую информацию не упустит. Попыталась было высказаться Наталья. Виктор ее быстро пресек:
— Константин Дмитриевич элиминирует эти детали. Из его данных релевантны только... — удивительная у Виктора манера даже выговоры делать исключительно научным способом.
— Человек подменяет счастье ощущением укомплектованности своего экипажа. Вы женитесь или выходите замуж, и все места на вашей каравелле заняты. И ваша каравелла плывет. Так вам кажется.
Голос Кости, четкий, звонкий, завораживающий, прекрасная дикция, хорошо был слышен в их задней комнате. Громкость его, правда, рассчитана на Танины уши. Да, но почему у Цветкова так просто все складывается? Ощущение счастья подменяется ощущением набранности своего экипажа... это похоже на правду: жизнь, когда она укомплектована, состоит из привычек, удобств, менять вкус котлет не легче, чем менять жену, все так. Но почему Костя пропускал главный момент — принятие решения. Так просто, как он рассуждает, не бывает никогда, даже в самых благополучных случаях. В решениях, которые мы принимаем, всегда есть асимметрия, сформулировала для себя Таня, по привычке тут же оформлять любую пришедшую в голову мысль, касающуюся человеческого поведения. Налево — направо — таких выборов не бывает никогда, разве что в былинах. Налево пойдешь, направо пойдешь, прямо — народная мечта о том, что человек может одолеть неодолимое; обыкновенным, несказочным людям неодолимое не под силу, нам дано гораздо меньшее, нам дано всего лишь — так человек устроен — либо оставить все, как было прежде, либо все поменять. Но когда мы меняем, у нас нет нескольких выборов, — разумеется, если мы меняем всерьез. Когда, допустим, уходят от жены, не выбирают, уходить к той женщине или к этой. Выбирают — уйти или остаться. Жена или другая, но та, другая, может быть только в единственном числе.
...Таня поймала себя на том, что впервые за время знакомства с Цветковым позволила себе критически отнестись к Костиным построениям. Словно редактируя его статью, она мысленно расставляла сейчас на полях вопросительные знаки. Итак, подведем итоги, думала Таня. Главное в идее каравеллизма — принятие сильного решения — не куда плыть, с кем. Назовем это решение отмеченным, или маркированным. Следовательно, есть решения простые и маркированные. Благодаря простым решениям каравелла плывет, то есть жизнь идет своим чередом: всем понятны цель, курс, чем по пути следует запастись, почему кому-то из членов экипажа сделан выговор. В простых решениях заключен великий смысл — их можно понять с полуслова. Попробуй пойми с полуслова: «Я ухожу от тебя навсегда». Любая каравелла держится на решениях, понятных с полуслова. Лишь изредка принимаются сильные решения.