Рай в шалаше
Шрифт:
— Коммунизм в одной, отдельно взятой квартире, интересное кино! Не бросай меня среди своей шпаны!
Но посадили их порознь. Во главе стола тетю Капу, по бокам рядом — зятьев. Их было шесть девочек, в их квартире, все они постепенно выходили замуж, и у каждого мужа по мере очередности образовался свой порядковый номер. Денисов — их третий по счету зять. Тетю Капу едва было видно. Она ходила по комнатам маленькая, усохшая, похожая на обезьянку. Только недавно они поняли, какая она старая, когда тетя Капа призналась наконец, что вот-вот ей исполнится восемьдесят. Это прозвучало как гром среди ясного неба — она всегда скрывала свой возраст, держалась прямо, подбородком вперед, от нее всегда приятно, не по-старушечьи пахло, она подкрашивала губы и носила туфли на каблуках.
Наконец начали шумно рассаживаться, потолкавшись и пообнимавшись вдосталь. Не было женских взглядов исподтишка, беспощадно подсчитывающих потери минувших лет, не было желания поддеть, даже беззлобно подшутить, не стыл в глазах вопрос-сравнение: «А ты кто теперь?», «А я кто рядом с тобой?», «Кто больше успел?», «Ты? Ах, как обидно, как несправедливо».
— А Любка, Любка какая стала. Ты наша самая маленькая, ты наша красавица.
— Славик, покажи жену. Где ты такую жену отхватил? Знай наших, кастанаевских.
— Милочка, ты все такая же молоденькая.
Никакой защитной брони в их старой компании не требовалось.
Андрей Васильевич, главный зять, первым взял слово. Слегка наклонившись в сторону тети Капы, он привычными блоками выговаривал слова приветствия. Начальник цеха на ЗИЛе, он рассчитывал голос на многокилометровые масштабы своих владений.
— Вы, ваш труд, ваша долгая жизнь, — все, что он выкрикивал, имело к тете Капе самое приблизительное отношение, — ваши заслуги...
...Андрей тогда, лет двадцать назад, был им в новинку. Своей уверенной походочкой будущего начальника цеха он первым явился в сорок пятую квартиру. Студент автомеханического института, невысокий скуластенький паренек с бесцветными глазами, чем он прельстил их красавицу Светку, с которой пытался познакомиться каждый второй встречный мальчик? Впрочем, у Светки оказалось безошибочное женское чутье — теперь у нее муж депутат, делегат и начальник, и ездит по заграницам, и держит жену в строгости, и сегодня не впустил в дом детей, хотя тетя Капа и просила; у Петьки в глазах стояли слезы, когда Таня с отцом оставляли его у бабкиного подъезда... Света — тети Капина приемная дочь, ей было пять, когда тетя Капа привезла ее из детдома, и едва восемнадцать минуло, когда явился Андрей, уже тогда обладатель глубокого баса.
— ...Я заканчиваю свое выступление в твердой уверенности, что я тоже ваш воспитанник, тоже квартирный, — Андрей нагнулся и, элегантно склонив голову над еще не тронутым салатом с выложенной из маслин цифрой 80, поцеловал тете Капе руку.
...Тогда, накануне их первой свадьбы, тетя Капа переживала трудные времена: молодежь сотрясал затянувшийся переходный возраст. Соседка по квартире, на самом деле их всеобщая мама, нянька, воспитатель, доктор, тетя Капа начинала им мешать. Она глохла, и на улице ей приходилось кричать, прохожие оглядывались — радости мало. Она стала копушей: когда всей квартирной толпой они собирались в кино, она всех задерживала, причесывала свои три волоска, мазалась — смех, да и только. Посвящаемая с их раннего детства во все тайны, тетя Капа видела их насквозь, что было неприятно. Она по-прежнему подкармливала их и лечила, к ней приходилось обращаться за помощью, что в шестнадцать лет казалось непереносимым.
...Десятый класс, возвращение из школы, Таня открывала дверь своим ключом, и в ту же секунду как бы невзначай из своей комнаты выглядывала тетя Капа. По всем правилам Тане полагалось бы все ей рассказать: и какие отметки, и что было... но Таня была переполнена собой, умной, самостоятельной, красивой, ей хотелось побыть одной, тети Капина молчаливая фигура, мышкой прошмыгнувшая в ванную, вызывала глухое, почти злобное раздражение... Не сговариваясь, каждый сам по себе, они предприняли попытку превратить ее в обыкновенную надоедливую старушку. Даже Светка не избежала всеобщей заразы, хотя вела себя мягче остальных.
...Тетя Капа привезла ее из детского дома на третий год войны. В документах было написано, что девочку нашли в разбомбленном эшелоне возле тела убитой матери, что отец ее погиб на фронте. Тетя Капа, посоветовавшись с квартирой, оставила девочке прежние имя и фамилию, сочтя, что менять их было бы неуважением к памяти погибших родителей. Получала тетя Капа по-тогдашнему четыреста рублей, жить на них было невозможно; она бегала по Москве, давала уроки музыки. Когда-то очень давно она училась живописи и окончила консерваторию. А работала регистратором в стоматологической поликлинике, целыми днями наблюдала вставные зубы и челюсти. Некоторые челюсти, наклонившись к окошку и видя милую сухощавую даму, предлагали ей руку и сердце, но всякий раз тетя Капа выбирала свободу и все, что умела и любила, отдавала Светке и ребятам. Оформление школьных стенгазет, маскарадные костюмы, воротнички и фартучки — она выгоняла их из своей комнаты, открывала сундук, и все чудом появлялось к утру, ей хватало одной бессонной ночи для любого замысловатого задания.
Сундук свой, кстати, она ни разу при них не открыла. И была такая сцена — они подтащили лестницу к двери (над дверью было стеклянное окошко), ребята держали лестницу, Светка наверху пыталась разглядеть, что спрятано в сундуке (тетя Капа очередной раз в нем что-то разыскивала), она услышала хихиканье, увидела Светкину красную от натуги физиономию и в ярости сундук захлопнула. Потом они вечером долго шептались на кухне, что тетя Капа жадная и что в сундуке ее спрятано золото.
...Отставку свою, когда она оказалась им не нужна, тетя Капа приняла смиренно. С непроницаемым лицом ходила по квартире, продолжала писать им письма, когда кто-то уезжал, продолжала дарить подарки, необходимые; они снисходительно принимали. Так все оно и шло, лет десять в общей сложности так шло, и вот оказалось теперь, что она их всех победила. Она выиграла в долгом временном марафоне, она вернула их себе, всех до единого. Спустя почти двадцать лет они устроили ей юбилей.
В белой кофточке, с ниткой дешевых бус тетя Капа сидела, думая о чем-то своем, и ничего не слышала. Она не слышала, как Таня взяла слово и читала подборку из ее старых к ним писем — краткая история сорок пятой квартиры в стихах и прозе. Она не слышала, как перекрикивались за столом: «Когда это было?» — «А куда я уезжал?» — «С кем это я целовалась?» — след мельчайших событий их жизней запечатлелся в ее письмах.
На диване в сарафане Мать высокая сидит, Грудь большую вынимает И в стакан ее цедит, —писала тетя Капа Тане о Светке, о том, как она справляется со своим первенцем. Хохот и вой раздался в ответ на те давние стихи, покраснел Андрей Васильевич, счастливый отец, начальник цеха. Тетя Капа встрепенулась, глядя в их ошалелые, возбужденные лица, подняла руку, она просила слова. Зятья раздвинулись, она встала, знакомым движением поправила свои бусики:
— Восемьдесят лет — это много, это тяжело, это шесть войн, и все-таки я пью за жизнь! — Голос ее задрожал. Чуть покачиваясь, стояла тетя Капа в напряженной тишине, и такое ветхое, износившееся лицо у нее было, что даже всеобщая их любовь уже не могла его осветить, — села и заплакала.
Помолчали, повздыхали подавленно, никто не ожидал, что тетя Капа снова над ними возвысится — даже в своем тосте.
— До ста лет тебе жить! — рыдающим голосом откликнулась вечно считавшая себя виноватой перед тетей Капой Светка. Зятья по очереди поднимались и, по примеру Андрея, совершали обряд целования ручки. Только Денисов чмокнул тетю Капу в щеку. И она потянулась к нему, погладила по голове — со стороны тети Капы огромная ласка.
— У нас тетя Капа будь здоров, сказать умеет, несмотря что старая, — обернулась к Тане соседка по столу медсестра Соня. Соня раздалась, расширилась, беленькая, аппетитная. — Счастье нам привалило, мы — квартира, — нам лично бояться нечего, правда, Танька? — Соня осторожно промокнула кружевным платочком накрашенные ресницы. И у Тани глаза на мокром месте...