Рай. Том 2
Шрифт:
— Послал! — яростно пробормотал Мэтт. — Конечно послал!
— Этого… я не смогла бы вынести, если узнала бы, что он солгал.
— О, пожалуйста, дорогая, — запинаясь, пробормотал Мэтт. — Пожалуйста, не нужно. Не нужно.
Сквозь туман собственной скорби Мередит распознала невыносимую тоску и боль Мэтта, увидела его искаженное мукой лицо, и нежность, давно забытая сладостная нежность наполнила сердце, пока оно не заныло.
— Не плачь, — шепнула она, не вытирая слез, и осторожно коснулась пальцами жесткой щеки. — Теперь все кончилось. Твой отец открыл правду. Поэтому я и приехала сюда. Я должна была рассказать тебе, что случилось на самом деле. Должна была попросить
Мэтт откинул голову, закрыл глаза и судорожно сглотнул, пытаясь избавиться от застрявшего в горле комка слез.
— Простить тебя? — выдохнул он. — За что?
— За то, что все эти годы ненавидела тебя. Мэтт вынудил себя открыть глаза и взглянуть в прекрасное лицо.
— Твоя ненависть не может сравниться с той, какую в этот момент я испытываю к себе.
Сердце Мередит сжалось от беспощадного раскаяния, которое она увидела в глазах Мэтта. Он всегда казался ей таким неуязвимым, безжалостным, что Мередит считала его неспособным на глубокие чувства. Может быть, она была тогда слишком молода и неопытна? Но как бы то ни было, теперь она была готова на все, чтобы утешить и ободрить его.
— Все прошло. Не думай больше об этом, — мягко попросила она, приникая лицом к его груди, но он, казалось, не слышал ее.
Минуты текли в молчании. Наконец Мэтт заговорил снова, и Мередит поняла, что он не может больше ни о чем думать.
— Тебе было очень больно, когда все это случилось? — выдавил он наконец.
Мередит опять попыталась уговорить его не думать о прошлом, но ясно осознала, что он просит разделить с ним беды, которые по праву должен был делить с ней много лет назад, и предлагает запоздалую возможность обратиться к нему за утешением, в котором Мередит так нуждалась. И она постепенно поняла, что хочет этого даже сейчас. Стоя в кольце его рук, она ощущала медленное успокаивающее поглаживание его ладони по голове и плечам и неожиданно годы отлетели прочь, растворились и исчезли, и ей было не двадцать девять, а восемнадцать, как тогда, а ему — двадцать шесть, и она была влюблена в него… Мэтт был силой, опорой и надеждой. Безопасностью и защитой.
— Я спала, когда все началось. Что-то разбудило меня… какое-то странное чувство, и я включила лампу. А когда посмотрела вниз, увидела, что простыня и одеяло намокли от крови. Я закричала. — Мередит остановилась и лишь через несколько мгновений заставила себя продолжать:
— Миссис Эллис только вернулась из Флориды, она услышала и разбудила отца. Вызвали «скорую». Тут начались схватки, и я умоляла отца дозвониться до тебя. Потом помню только, как санитары выносили меня из дома на носилках, и сирены… вопили, вопили в ночи. Я пыталась закрыть уши, чтобы не слышать этого воя, но мне все время делали уколы, и санитары держали меня за руки.
Мередит прерывисто вздохнула, боясь, что если попытается заговорить, снова расплачется, и рука Мэтта легла ей на спину, притягивая ее ближе к жесткому телу, и она наконец нашла в себе мужество ответить.
— И следующее, что я помню, писк какого-то аппарата, а когда открыла глаза, увидела, что лежу на госпитальной постели и от рук отходит множество пластиковых трубок. Светило солнце, а рядом сидела медсестра, но когда я попыталась расспросить ее о ребенке, она погладила меня по руке и велела не беспокоиться. Я сказала, что хочу видеть тебя, но она ответила, что ты еще не приехал. Когда я снова открыла глаза, была ночь, а у постели толпились доктора и сестры. Я и их спросила о ребенке, а они уверяли, что мой врач сейчас придет и все будет отлично. Тут я поняла, что мне лгут. И тогда попросила… нет, — поправилась она с грустной улыбкой и, подняв голову, взглянула на него, — велела им впустить тебя, потому что знала — они не посмеют лгать тебе.
Мэтт попытался улыбнуться в ответ, но улыбка так и не смогла достичь измученных серых глаз, и Мередит молча прижалась щекой к его груди.
— Они повторили, что тебя не было, потом пришел доктор и с ним отец, а остальные вышли из комнаты…
Мередит замолчала, съежившись при воспоминании о том, что случилось дальше. И Мэтт, словно почувствовав, что она испытывает, положил руку ей на щеку, вжимая лицом в то место, где тревожно билось его сердце.
— Расскажи, — прошептал он, и в прерывающемся голосе слышались нежность и грусть. — Я здесь, и на этот раз будет не так больно.
Мередит инстинктивно приняла его слова, поверила, но все-таки, сама не сознавая этого, схватилась за его плечи, ощущая, как подкашиваются ноги. Слезы вновь прихлынули к глазам, не давая говорить.
— Доктор Арлидж объяснил, что я родила девочку и что было сделано все возможное в человеческих силах, чтобы спасти ее, но она оказалась слишком маленькой.
Горячие слезы хлынули по щекам.
— Слишком маленькая — повторила она, душераздирающе всхлипнув. — Я всегда думала, что новорожденные девочки должны быть маленькими! Маленькими… такое красивое слово… такое женственное…
Она ощутила, как пальцы Мэтта впиваются в ее спину, и это отчаяние придало ей сил. Тяжело вздохнув, Мередит договорила:
— Она не могла дышать как следует, потому что оказалась слишком маленькой. Доктор Арлидж спросил, что я хочу сделать, и когда я сообразила, что он говорит об… имени… и похоронах… начала умолять его позволить увидеться с тобой. Отец был зол на него из-за того, что он меня расстраивает, и объяснил, что послал тебе телеграмму, но ты не приехал. Доктор Арлидж возразил, что долго ждать нельзя. И поэтому… поэтому я решилась. Назвала ее Элизабет, потому что подумала, тебе понравится, и велела отцу купить как можно больше розовых роз и положить ей в гроб карточку от нас с тобой, где было написано: «Мы любили тебя».
— Спасибо, — прошептал он, задыхаясь, и Мередит внезапно поняла, что щека мокра не только от ее слез.
— А потом я стала ждать, — всхлипнула она. — Ждать, когда ты придешь, и думать, что рядом с тобой мне будет легче вынести все это.
Наконец она открыла ему все. И спокойствие, смешанное с огромным облегчением, снизошло на нее. Мэтт снова заговорил, и было очевидно, что он тоже сумел взять себя в руки.
— Телеграмма твоего отца пришла через три дня после того, как была послана. Там говорилось, что ты сделала аборт и теперь больше ничего не желаешь от меня, кроме развода, которым уже занимается твой адвокат. Но я все равно вылетел домой, и одна из горничных объяснила, где ты. Когда я приехал в госпиталь, мне сообщили, что ты настойчиво требовала не допускать меня в палату. На следующий день я пришел снова, надеясь проскользнуть мимо охраны, но у дверей уже ожидал коп в мундире с постановлением суда, запрещающим под страхом тюремного заключения близко подходить к больнице.
— А я все это время, — прошептала Мередит, — ждала тебя.
— Господи, — проговорил он напряженно, — если бы я только знал, что ты хочешь меня видеть, никакая сила на земле, никакие суды не помешали бы мне пробраться в палату.
Мередит попыталась утешить его простой правдой:
— Ты не сумел бы помочь мне. Он, казалось, мгновенно застыл:
— Не сумел?..
Мередит покачала головой:
— Для меня сделали все, что только возможно, как и для Элизабет. Но было уже поздно.