Рай. Том 2
Шрифт:
Словно прочтя его мысли, Мэтт сказал:
— Билл и Дейв здесь, чтобы охранять и защищать не только мои интересы, но и твои.
Замечание заставило Стюарта поднять голову и бросить на Мередит взгляд, полный нескрываемого пренебрежения, явно предостерегающий ее не верить ни единому слову. Мередит заметила этот взгляд и почувствовала себя неизмеримо увереннее. Стюарт, может быть, моложе и меньше ростом, чем эти двое, но уж отнюдь не глупее и не позволит себя обойти.
Мэтт тоже заметил этот взгляд, но не обратил на него внимания. Повернувшись к
— Мы как раз решили выпить перед тем, как появились вы, — солгал он, пристально глядя на адвокатов. — Что будете пить, джентльмены?
— Скотч с водой, — поспешно ответил Левинсон, поняв, что ему приказывают выпить, хочет он того или нет, и послушно откладывая папку, которую уже приготовился открыть.
— То же самое, — эхом отозвался Пирсон, откидываясь на спинку кресла, словно времени у них было больше чем достаточно.
— А вы, Уитмор? — осведомился Мэтт. — Что вы хотели бы выпить?
— Перье, — отчетливо сказал Уитмор. — С лаймом, если у вас есть.
— Есть.
Мэтт взглянул на Мередит, но та покачала головой:
— Мне все равно.
— В таком случае не поможешь мне разнести стаканы? — попросил он, пытаясь улучить возможность поговорить с ней наедине. — Мне сказали, что эти трое представителей закона не раз сидели друг против друга за столами для совещаний. Уверен, что они найдут о чем поговорить.
Приказав таким образом занять Стюарта, Мэтт повел Мередит к бару. Позади Левинсон уже разразился оживленной тирадой, комментируя сложнейший судебный процесс, отчеты о котором появились во всех газетах, а Пирсон вторил ему. Оба говорили достаточно громко, чтобы дать возможность Мэтту сказать все, что он хотел, с глазу на глаз.
Бар представлял собой врезанный в стену полукруг из узких вертикальных зеркальных полос, и стоило Мэтту встать за прилавок, как он полностью исчез из поля зрения. Однако Мередит упрямо оставалась по другую сторону, уставясь в зеркальную стену, словно загипнотизированная игрой цветных огней, отражавшихся от хрустальных стаканов. Сняв крышку с ведерка, Мэтт положил лед в пять стаканов, вытащил пробку из хрустального графина, плеснул скотч в три стакана и водку в четвертый.
Заглянув в холодильник под стойкой, Мэтт небрежно спросил:
— Не принесешь мне перье?
Мередит кивнула, с явной неохотой обошла стойку и, старательно избегая его взгляда, вынула бутылку перье и лайм. Водрузив все это на прилавок, она повернулась, чтобы выйти.
— Мередит, — тихо сказал Мэтт, положив ладонь на ее руку, — почему ты не смотришь на меня?
Мередит подскочила словно от удара тока, но послушно подняла глаза. Напряжение почти покинуло это тонкое лицо. Она даже умудрилась слегка улыбнуться и, вздохнув, призналась:
— Не знаю почему, но я нахожу все это испытание чрезвычайно затруднительным и сгораю от смущения.
— Поделом тебе, — поддразнил он, пытаясь развеселить ее. — Разве никто тебе не говорил, что нехорошо покидать человека одного, в постели, да еще с прощальной запиской? Заставлять мучиться вопросом: уж не пренебрежение ли это по отношению к нему.
Мередит едва не рассмеялась вслух, и Мэтт широко улыбнулся.
— Конечно, это было ужасно глупо, — кивнула она, и никому из них в голову не пришло удивиться тому, что какой бы долгой ни была разлука, какими бы неприятными ни были обстоятельства этой встречи, они по-прежнему могут свободно и обо всем беседовать друг с другом.
— Не могу объяснить, почему сделала это, ибо сама не понимаю.
— Зато, кажется, понимаю я, — заверил Мэтт. — Вот выпей это.
Он вручил ей водку с содовой, но когда Мередит попыталась отказаться, покачал головой:
— Это поможет легче перенести все, что последует. Подождав, пока она сделает глоток, Мэтт сказал то, зачем привел ее сюда:
— Я бы хотел попросить у тебя одолжения. Мередит, удивившись торжественности тона, пристально посмотрела на Мэтта.
— Какое именно?
— Помнишь, как на ферме ты просила меня о перемирии?
Мередит кивнула, вспомнив тот полный щемящей нежности момент, когда их руки соединились.
— Теперь я прошу тебя о том же — о перемирии, прекращении огня с той минуты, как мои адвокаты начнут говорить, до того момента, как ты покинешь комнату.
Тревога пронизала Мередит, смутная и неопределенная. Она медленно опустила стакан, изучая его непроницаемое лицо.
— Не понимаю.
— Я прошу тебя выслушать условия моего предложения и помнить, что какими бы они… — Мэтт замолчал, пытаясь найти подходящий эпитет, поскольку условия наверняка поразят ее. Неприемлемые? Раздражающие? Невыносимые? Непристойные?
— Какими бы необычными они ни показались тебе, я делаю то, что, как искренне считаю, будет наилучшим для нас обоих. Мои адвокаты хотят объяснить, что произойдет, если ты отвергнешь эти условия, и вначале ты, наверное, почувствуешь, что загнана в угол, но прошу, не стоит вставать и уходить или посылать нас троих к черту, как бы ты ни рассердилась. И наконец, я прошу тебя уделить мне после встречи пять минут, когда остальные разойдутся. Не скрою, за это время я попытаюсь убедить тебя согласиться на мое предложение. Если не сумею сделать этого, можешь послать меня к дьяволу и уйти отсюда. Ну как, по рукам?
Тревога Мередит с каждой минутой возрастала… однако он всего-навсего просит ее остаться здесь на час-полтора и при этом не выходить из себя.
— Я пошел на твои условия тогда, на ферме, — напомнил он, — и неужели так уж многого прошу у тебя?
Не в силах противостоять спокойной напористости его аргументов, Мередит медленно покачала головой.
— Наверное, нет. Хорошо, согласна. Мир, — вздохнула она и с изумлением увидела, что Мэтт протягивает руку точно так же, как сделала она несколько дней назад, только свою он повернул ладонью вверх. Сердце Мередит тревожно вздрогнуло, но она вложила руку в эту большую ладонь и ощутила крепкое пожатие.