Райгебок
Шрифт:
– Вниз! – с трудом кричал Райгебок. – Опасно! Вниз!
– Хорошо, спускаюсь, – ответил мальчик. – Райгебок, а я тебя видел! Я видел, как ты ловил угрей! Здорово ты их! Я бы ни в жизнь не решился вот так! Слушай, а чего ты плачешь? В тебя попал луч?
– Это! – чудовище указало на обугленное мясо. – Ты! Думал!
– Нет, что ты! Это олененок, разве Скаускай тебе не сказал? Я же велел ему предупредить тебя, что я тут сижу. А он, что, не сказал?
Громкий хохот раздался за спиной Райгебока. Громкий радостный смех Скауская. Его веселью не было предела, он смеялся и вытирал слезы, падал на траву и держался за животик. От хохота ему даже стало дурно, но он все равно смеялся, забавляясь такой, с его точки зрения, удачной шуткой над Райгебоком – Черепашьим Ртом. Скорее бы вернуться в деревню, повеселить товарищей!
В
Рядом шел Райгетилль бледный от неловкости. Ему было стыдно перед старшим братом за то, что у него такие друзья и ему было стыдно перед друзьями за то, что у него такой брат. В-общем он оказывался между двух огней и, все-таки старался оставаться спокойным, гасить эмоции. И ни в коем случае не поддаваться своим дружкам, но и прогнать он их тоже не мог, иначе лишился бы их совсем и стал бы в Аусерте таким же отверженным как его старший брат Райгебок, что для семилетнего ребенка было бы очень скверно.
Что же касается Скауская, то он с нетерпением присоединился к своим малолетним товарищам. Пусть он не тыкал в чудовище еловыми ветками, но зато с жаром в голосе поведывал, как остроумно подшутил над этим безобразным монстром. Дети веселились и безудержно смеялись, никто из их родителей не вмешивался в глумление, были бы они сами детьми, наверняка, хохотали бы еще громче. Райгебок знал это, знал он и то, что родители этих детишек сейчас выглядывают в окна своих домов и только растягивают губы в улыбочках.
– Эй, а ну-ка разбежались все! – закричал отец братьев Райге, когда те подошли к своему родному дому, приведя на хвосте свору детей. – Ступайте отсюда, кому говорю! Вот я сейчас вам влеплю каждому по отдельности! Эй, вон ты, с веснушками, ты, видно, больше всех хочешь крапивой по заднице!
Отец был здоровым мужиком, из него мог выйти замечательный кузнец или сильный каменотес, но у него было другое занятие – виноделье. Виноград, растущий в больших объемах на многих землях Салкии, как назло, не урождался в Аусерте и близлежащих поселениях. Неподходящая болотистая земля и морозный зимний климат не позволяли добиться хорошего виноградного урожая. Райгемах – так звали отца, делал яблочное вино – сидр, который считался большой редкостью и секрет производства которого отец держал в тайне.
Райгемах обладал торчащей во все стороны черной бородой, неаккуратно стриженную так, что в ширину она была больше чем в длину. Такие же неаккуратно отрезанные ножом волосы. Богатырская грудная клетка, могучий торс, сильные волосатые руки с неухоженными ногтями. И при этом добрейшие глубокие голубые глаза, смотрящие на мир будто с надеждой.
Дети разбежались как стая воробьев. Повозка с набитыми телячьими желудками въехала во двор. Отец уже отпирал створки сарая.
– Молодцы! – похвалил он, обойдя повозку со светящимися мешками. – Хорошо! Райгетилль, ступай в дом, мать заждалась, уже волнуется. А ты, Райгебок, проголодался? – Тут он увидел, что монстр плачет. – Что ты? Ты опять плачешь? Что случилось? – Райгебок отвернулся, чтобы не показаться слабым перед отцом. – Говори, – потребовал отец. – Да говори же, сын!
Чудовище, шмыгая крупными ноздрями, кивнул в сторону разбежавшейся детворы.
– Из-за них? – спросил отец. – Не плач, сын. С ними ничего не поделаешь, ты должен понять. Старайся не принимать это близко к сердцу. – Отец повернул
Ночью он плохо спал, долго не мог уснуть. У него всегда были проблемы с засыпанием, а сегодня бессонница накрепко взяла Райгебока под свой контроль. Он ворочался на куче набитых соломой тюфяков и то и дело, распахнув большие желто-зеленые глаза долго всматривался в бревенчатую стену. Его физиология не позволяла ему лежать на спине, мешал толстый хвост и сильно выступающий позвоночный столб. А лежанки ему были неудобны, он предпочитал спать на тюфяках с соломой, накиданных прямо на полу в сенях. Тут он никому не мешал своим урчащим храпом, да и собачка Су часто скрашивала его одиночество, свернувшись у его огромного чешуйчатого тела.
Из головы не выходила река Нольф, сияющая бирюзовым свечением. Но не только сама река сверкала перед его мысленным взором, прежде всего Райгебок думал о ее противоположном береге, таком неживом, недвижимом как нарисованная картина, таком странном и… отталкивающем.
Монстр встал, потревожив маленькую беломордую Су, подошел к крохотному оконцу из четырех округлых кусочков слюды, примазанных друг к другу глиной. Слюда искажала двор на улице, каждый кусочек – по-своему. Оконце выходило на улицу, Райгебок смотрел на соседние хижины с приземистыми крышами, покрытыми соломой, сарайчики, амбары, стойла, свинарники и конюшни. Вдалеке медленно и горделиво вращалась большая ветряная мельница, мельники не спали, они использовали подходящий ветер, так как последние дни в Аусерте был почти полный штиль. Из окна также была видна часть их семейного свинарника, в котором в мирном сне ждали своей участи около пятидесяти поросят, выращиваемых специально на прокорм Райгебоку. Тонкая оградка с нанизанными на них битыми глиняными горшками отделяла их двор от общей улицы. Обычное салкийское поселение, скучное и неприглядное. Отец говорил, что бывал в других местах и везде видел примерно одно и то же. Однотипные хижины, одинаковые постройки, люди в тех же одеждах. Разве что салкийская столица – Дрекс – благоухающим цветком выделялась на фоне деревенской серости. Еще бы! Ведь в Дрексе находился замок короля Беневекта Третьего Милостивого и было бы удивительно, чтобы этот город засыхал в грязи и пыли. Помимо Дрекса в Салкии было еще несколько относительно крупных городов, имеющих свои крепостные стены – Кирнфорн, Диви-Принг, Оппенштейн, Кейхе и ближайший к деревне Аусерт город Лойонц, в котором часто проводились ярмарки и рыцарские турниры и на окраине которого в своем дворце жил жестокий герцог Ваершайз. Про Лойонц отец говорил много, он регулярно ездил туда на ярмарку. В других городах он не был ни разу, разве что в маленьком шахтерском Пеенальде и поэтому мало что мог рассказать о городской жизни. Зато всегда повторял, чтобы семейство Райге остерегалось крупных городов, особенно Райгебок, которому и на пять полетов стрелы нельзя приближаться к любым городским стенам.
– Сын, – не уставал говорить Райгебоку бородатый отец, – избегай городов. Для тебя будет лучше не появляться там, где много людей. Сам понимаешь. Если уж в нашем маленьком Аусерте тебя… Ну ты понимаешь, что я хочу сказать. А что же с тобой будет в большом городе? Я боюсь, кабы кто-то не поймал бы тебя и не стал выводить тебя на городскую площадь в клетке на потеху толпе. Живи уж здесь с нами, сын. Лучше чем с нами тебе не будет нигде.
Райгебок перевел взгляд на хижину семейства Скау, там в одном из окон горела масляная лампа. Свет был неровный, мерцающий и такие масляные лампы невыносимо коптили и исторгали не самый приятный запах от которого, кстати, можно и не проснуться, если уснуть с наглухо закрытыми дверями и окнами. Несмотря на столь поздний час, кто-то в доме семейства Скау не спал, наверно маленький Скаускай и его старшая сестрица пышноволосая Скаумирра, которая при виде Райгебока начинает вести себя так, будто находиться рядом с кучей отбросов. Она еще хуже своего младшего братика, да и вообще семейство Скау было не из прекраснейших в Аусерте. Почему только маленький Райгетилль с ними связался? Только ли потому, что он с черноглазым Скаускаем был одного возраста и они жили рядом?