Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя…
Шрифт:
– Повторите заказ, – бросаю, не глядя, в сторону официантки, готовой распластаться на полированной поверхности и развести ноги, а может не только ноги, и иду в сторону массовки с эйфорийными лицами.
Цитрусовые нотки, сдобренные градусами, растекаются по крови, расслабляют мышцы, делая их пластичными, отключая блокировку с мозга, позволяя не думать и насладиться неуёмными басами, пружинящими от пола. Отдаюсь им, общему безумию, неконтролируемым движениям. Закрываю глаза, погружаюсь в темноту и веду бёдрами, прочерчиваю кривые линии плечом, сливаюсь с музыкой.
– Классно двигаешься,
Оборачиваюсь, наталкиваюсь на вполне симпатичного мажорчика, завсегдатая ночных тусовок и дешёвых подкатов. Брендовый свитер с глубокой горловиной, модные джинсы с дырявыми коленями, татуировка, ползущая по шее, кольцо в брови. Активно пользуется финансовой поддержкой семьи, смазливой внешностью, а красиво кадрить девчонок не научился. Хотя зачем? Девочки любят золотых мальчиков, а вот мои яйца не очень.
– Поищи другую компанию, красавчик. Меня сегодня свои парни выгуливают, – хлопаю его по плечу и иду к нашему столу. – Если не захлебнулись слюнями, – добавляю уже себе.
Удивительно, но мои телохранители целы, слюни подтёрты, посторонние жопы и сиськи перед носами не маячат, запас напитков пополнен.
– Ух, упарилась, – плюхаюсь на диван, хватаю свой коктейль и кайфую, всасывая ледяную свежесть. – Чего скучаем? Пошли бы в люди, показали мастер класс от вражеской Америки.
– А ты, я смотрю, уже показала тверк, – цедит Яр и прищуривает левый глаз. – На танцполе поскользнуться можно.
Ярослав всегда проявлял рьяную опеку, оберегая меня, но, во-первых, прошло шесть лет, во-вторых, мне не пятнадцать, в-третьих, в моём возрасте рожают, а он до сих пор включает няньку, выбешивая по-страшному.
– Пойду ещё потверкую, зануда.
С грохотом ставлю пустой стакан, одариваю Яра убийственной улыбкой и пританцовывая возвращаюсь в гущу событий. От злости движения резче, амплитуда шире, размах волос активнее. Кажется, на танцполе я одна, рассекаю задымлённое пространство, купаюсь в неоновых вспышках стробоскопов, касаюсь нервных, лазерных лучей.
Динамичный трек сменяется плавным звучанием, слёзно плавясь под звёздным потолком, успокаивая стонущим голосом, усмиряя ритм сердца. Растворяюсь, плыву, тщательно прорисовываю восьмёрку и вздрагиваю от смелых касанию, ведущих огненную дорожку по животу, приподнимающих край топа, захватывающих всё большую территорию.
– Показать тебе мастер класс от вражеской Америки? – лёгким акцентом вибрирует воздух, опаляя висок.
Расслабляюсь, принимая изгибы Ника, откидываю назад голову, упираясь затылком в плечо, позволяю вести, направлять, впитываю жар, нескрываемое желание. Он теснее прижимает к себе, вдавливает пах в мою задницу, продвигает руку под грудь, а я ловлю себя на том, что меня такая хватка заводит. Это не хилые объятия Назара, не его страх испортить причёску, здесь мужская мощь, попытка подавить, раскрошить мои призрачные яйца.
А потом открываю глаза и нарываюсь на почерневший взгляд, на плотно сжатую челюсть, на напряжённое тело, готовящееся к прыжку. Никогда не видела Яра в таком состояние. Никогда не видела, чтобы он так на меня смотрел.
* Киркпинар – турецкая борьба, в которой на поле сходятся
Отвратительные мужики рассказывают о весьма подозрительной и самой странной борьбе в мире, где важны не только выносливость и воля к победе, но и в прямом смысле стальные тестикулы.
Борцов натирают маслом и обязуют надевать шорты из шкуры буйвола – кисбет, который тоже натирался маслом. Весят эти шорты около 13 килограмм.
Поскольку забороть человека в масле – весьма нетривиальная задача, противники пытаются схватить оппонента не за штаны (они тоже скользкие), а за тесьму-ремень внутри них и за то, что в этих штанах имеется помимо этого. В правилах нет четких границ спортивного поведения, поэтому у каждого настоящего пехлевана должны быть железные тестикулы и анус, ведь именно за них его будет постоянно дергать соперник. Это не поощряется, но такой подход понятен – положить на лопатки подготовленного борца в масле как-то по-другому весьма трудно.
Глава 3
Ярослав
Я смотрю на её выгибающееся дугой тело, плавно реагирующее на музыкальную волну, вибрирующее в звуках томного голоса, и отвешиваю себе подзатыльник. Она твоя сестра, придурок, твоя младшая сестрёнка. Не по крови, нет, по документам. Если бы Макс с Дарьей оформили опекунство, было бы проще, но они усыновили нас, дали свою фамилию, приняли в семью, поэтому сестричка для меня под запретом.
Шесть лет я выкорчёвывал свою тягу к ней, бухал, курил травку, трахал баб. Казалось, что лечение пошло на пользу, что зависимость прошла острую фазу, что мне похер на Алёнку. Казалось. Ровно до того момента, как Ник не пристроился сзади и не наложил на неё свои лапы.
И, вроде, радоваться надо. Проверенный годами человек, нормальный парень, прошедший со мной плечо к плечу огонь и воду, дерущийся спина к спине, опустошивший не одну бутылку. Да что говорить. Последние пять лет мы делили всё, и камеру, когда разгромили бар, и косяк, прежде чем разгромить этот бар, и девку, выйдя из участка после проведённой там ночи. Весёлое было времечко.
Глядя на его горящий взгляд, направленный на Альку, веселье куда-то пропадает. Нарастает жажда отодрать друга от маленькой сестрёнки и переломать ему руки. А её фраза: «Мне двадцать два, братик. Могу официально пить, курить и трахаться». Она серьёзно?! Ладно пить, курить… но трахаться? Покажите мне этого бессмертного, который возьмёт на себя такой риск.
Лапа Ника ползёт под подобие топа, больше похожего на клочок тряпки, выводит адские круги, и кажется, ей это нравится. Алька откидывает ему на плечо голову, закрывает глаза, позволяет лапать себя дальше. Мои суставы в кулаках хрустят, зубы от давления превращаются в крошиво, сердце проламывает грудную клетку. Боль, злость и жажда крови.