Раз за разом. Doing it All over

Al Steiner

Он кивнул, смотря на меня.

"И ты рассказал всё это Трейси?"

"Да."

"По-твоему, это была хорошая идея?", - осторожно спросил он меня.
– "Трейси только восемнадцать. Ты уверен, что она полностью осознаёт, какие будут последствия, если она не сможет держать язык за зубами?"

"Думаю, да", - ответил я ему.
– "Если ты не заметил, то Трейси весьма умна."

"О, я заметил."

"Как она и говорила , у неё есть право знать это. С самого начала моей главной целью было спасти Трейси. И это самым прямым образом относится к моей цели. Я решил, что она будет лучше понимать мои предупреждения, если будет знать, с чем она имеет дело. И мне пришлось ей всё рассказать.

Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая, что она чуть не села в машину со своим парнем той ночью. И она почти сделала это, потому что не знала источник той информации, которую я ей дал. Я не мог допустить, чтобы это случилось снова. Ей нужно было рассказать, ради её же безопасности."

Отец трезво кивнул.

"Да, ты прав", - сказал он, снова потирая виски.
– "Это действительно "взрывает мозг", как ты и говорил. Сложно представить, что в какой-то альтернативной временной линии я потерял дочь и стал защитником прав жертвы. И что насчёт этого, Билл?", - внезапно спросил он.
– "Кто-то пострадает от того, что я этого не делаю? Есть что-то хорошее, что я сделал в прошлой жизни, но так и не сделал в этой?"

Я взглянул на него, понимая, что происходит у него в голове. Это те же мысли, какие были у меня, когда я только вернулся в 1982-ой. Мозг пытается разобраться со всеми возможными исходами твоих действий. Порой ты приходишь к неутешительным выводам. Таким, как потеря моей дочери Бекки.

"Если честно, я не знаю, пап", - ответил я.
– "После смерти Трейси, и после того, как ублюдка, который её убил, освободили из-под ареста, чтобы он мог дальше играть в футбол, ваше с мамой горе и гнев превратились в самую настоящую ярость. Группа, к которой вы присоединились, помогла увеличить наказание за первый случай нетрезвого вождения, поднять возраст, с которого можно пить, до 21 года по всей стране, и ужесточить наказание за аварии. Сделали ли бы они это без тебя?", - я пожал плечами.
– "Скорее всего, да. Как я и говорил, судьба пытается вернуть всё на предназначенный путь."

"Но что если нет?", - спросил он.
– "Что если какой-то человек умрёт, потому что я не делаю то, что должен делать? Что если эти законы не примут вовсе? Или их не примут вовремя, когда какой-то пьяный водитель, который выбрал бы иначе другой путь, сядет в тюрьму за то, что он кого-то убьёт?"

"Это может произойти, пап", - признал я.
– "И если так случится, то ты ничего не сможешь с этим поделать. И тебе не следует винить в этом себя или меня. Если тебя это успокоит, ты, скорее всего, даже не узнаешь, что это произойдёт."

"Но может мне всё равно стоит вступить в эту группу", - сказал он.
– "Думаю, мне следует там быть."

"Может быть", - согласился я .
– "Но в этот раз всё будет иначе. Для вас с мамой это было сложно. Попытаться что-то изменить - это как двигать камень, плюясь в него. Год за годом вас держало там лишь горе от потери Трейси. Сейчас Трейси жива, пап, и, надеюсь, не умрёт в ближайшее время. Сомневаюсь, что ты сможешь делать это, не имея такой же сильной мотивации."

"Но…"

Глава 10. Часть 2.

"Пап", - сказал я, - "я уже понял, что с этим даром нельзя изменить мир. Можно поменять лишь какую-то мелочь, и даже это сложно, а порой и вовсе невозможно. Наша судьба изменилась из-за моего вмешательства, и Трейси жива, когда должна была умереть. Надеюсь, судьба примет последствия этого и подстроится под них. Я уверен, что это произойдёт. Если от этого будут какие-то серьёзные изменения, то ни ты, ни я не сможем ничего с этим поделать. Я не мог позволить

Трейси умереть только потому что есть вероятность, что пострадает кто-то другой. Недавно я сказал Трейси, что я не тот человек, который будет вредить другим в своих собственных интересах, просто потому что я не знаком с ними. Я придерживаюсь этого заявления, но, к сожалению, всё равно порой нужно идти на риск. Это меньшее из двух зол, понимаешь?"

"Ага", - ответил он с сомнением.
– "Думаю, да."

"Посмотри на это с другой стороны", - сказал я ему.
– Помнишь историю, которую я тебе рассказывал, про ребёнка, который подавился хот-догом?"

Он кивнул.

"В которой Нина сделала тебе выговор за его спасение."

"Да", - сказал я.
– "В той временной линии я спас этому ребёнку жизнь. Он ещё не родился, но мне суждено спасти его жизнь. Что произойдёт, когда ребёнок подавится хот-догом и Билл, экстраординарный парамедик, не сможет его спасти, просто потому что Билл не стал парамедиком?

"Думаю, на вызов приедет другой фельдшер", - сказал он.

"Да. Прости за нескромность, но я был очень хорошим парамедиком. В той компании были плохие фельдшеры, совершенно некомпетентные. Допустим, на вызов приедет один из них. Допустим, он или она даже не поймёт, что ребёнок подавится, и не успеет вовремя ему помочь. Что тогда?"

"Тогда он умрёт", - ответил отец.

"Может быть", - сказал я.
– "Но, видишь ли, мне кажется, что этот ребёнок будет жить. Неважно, насколько некомпетентным будет медик, который приедет на вызов, он или она попытается вставить дыхательную трубку. Это то, что нужно делать, когда кто-то не дышит. И даже если это не поможет им понять, с чем они столкнулись, им придётся вставить ларингоскоп в рот мальчику и попытаться продвинуть трубку. В этот момент они точно поймут, что в горле застрял большой кусок хот-дога, и они попытаются его извлечь. Конечно, несколько лишних минут могут стать вопросом жизни или смерти для этого мальчика, но я очень в этом сомневаюсь. Ребёнку суждено жить, и он, скорее всего, будет жить. Эти законы должны принять и их, скорее всего, примут. И даже если ничего из этого не случится, мне остаётся лишь сказать, что я делал, как считал нужным. И тебе тоже стоит это понимать."

Несколько минут мы сидели в тишине, пока отец пытался принять всю эту информацию. Наконец, он взглянул на меня.

"Ты был прав, что моё мнение о тебе изменится ", - сказал он мне.
– "Мне придётся теперь воспринимать тебя как взрослого. Взрослого, чьё мнение базируется на прожитых годах. Не знаю даже, что мне делать с этим. Мне придётся перестать думать о тебе, как о своём сыне, и начать воспринимать тебя как равного. Мне больше нечему тебя учить."

"Пап", - ответил я, - "я всё ещё твой сын. Я стал таким благодаря тому, что ты растил меня. Мои моральные принцы, мои этические правила - это всё от тебя и мамы. Конечно, большинство из этого имело место быть в альтернативной временной линии, но это всё равно были вы, ещё до того, как я стал подростком. Ты всё ещё мой отец, и ты всегда им будешь"

"Никогда бы и не подумал, что у меня будет сын", - сказал он мне, - "всего на шесть лет моложе меня."

Я засмеялся.

"А я никогда бы и не подумал, что буду сидеть и курить травку со своим отцом, но вот мы здесь!"

"Но вот мы здесь…", - повторил он.

"Что насчёт мамы?", - спросил я следом.

"Что насчёт неё?"

"Ты расскажешь ей всё это? Или хочешь, чтобы я это сделал?"

Он глубоко вздохнул.

"А ты как считаешь?", - спросил он.

"Если честно, пап, я понятия не имею. Не думаю, что маме сильно хочется знать, что сын моложе её всего на три года. И ей точно не захочется знать ту часть про школьниц и Аниту."