Разбитое сердце богини
Шрифт:
– Вот красотища-то!
Гроб установили в большом зале на возвышении, утопавшем в цветах. Верхнюю крышку сдвинули, и под ней обнаружилось толстое стекло, под которым отчетливо виднелось некрасивое, восково-застывшее лицо усопшего.
– Тело забальзамировано, – объяснил мне Калиновский. – Под стеклом особые условия, чтобы оно не разлагалось как можно дольше.
– Ну надо же! – только и смогла вымолвить я.
– Вы, Владислав Ипполитович, будете стоять вот здесь, – распоряжался капитан, не слушая меня, – а вы, Танечка, – вот тут, в уголочке. Постарайтесь не бросаться в глаза,
– Слушаюсь, начальник, – с тоской отозвалась я. – А вы это неплохо придумали, а?
– Что именно? – Мне показалось, что в глазах Калиновского мелькнула тревога.
– Заново расставить западню, – пояснила я с прямодушной, открытой улыбкой. – Только приманкой на этот раз буду не я, а бесценный банкир Гнедич. Что, разве не так?
Калиновский улыбнулся, но глаза его оставались настороженными.
– Вы схватываете все на лету, Танечка, – ласково промолвил он.
– А не боитесь? – весело спросила я.
– Чего? – удивился мой собеседник.
Я сделала ему знак нагнуться и шепнула в самое ухо:
– Опростоволоситься!
Капитан отодвинулся и, скалясь, некоторое время смотрел на меня.
– Боюсь, – процедил он наконец. – Еще как боюсь, Татьяна.
– Ну ничего, не бойтесь, – ободрила его я. – В случае чего зовите меня на подмогу.
В голубых глазах Калиновского мелькнули искорки восхищения. Он не смог сдержать улыбки и покачал головой:
– Ну и зараза же вы, Танюша!
– Стараемся, стараемся, – весело сказала я, приглаживая на себе костюм.
Капитан кивнул мне напоследок и отошел.
Охрана тучами клубилась вдоль стен. Владислав с женой, одетой в простенькое с виду черное платье и такие же простенькие бриллианты, встали возле гроба. Отворились двери, и началось.
В это утро передо мною прошла вся Москва: банкирская, финансовая, подхалимская, чиновничья. Мужчины и женщины черными бабочками слетались к трупу засвидетельствовать свое уважение, выразить свое почтение, поклясться в верности наследникам и заодно попытаться подкопаться под своих конкурентов. Владислава и его супругу брали за локоть, шептали на ушко, им жали руки, кланялись и соболезновали без конца. Безбрежным потоком лились цветы и венки – самые дорогие, самые помпезные. С рукавов мужчин подмигивали баснословно дорогие запонки, гроздья бриллиантов громоздились в ушах и на шеях женщин. Я переминалась с ноги на ногу и проклинала туфли, которые не успела разносить и которые теперь невыносимо жали ноги. Уже несколько раз меня принимали за родственницу Шарлаховых и совались с сочувствием и пониманием, без чего я бы охотно обошлась. Охотник стоял в нескольких шагах от меня, и я видела его невозмутимый профиль. К нам подошел Калиновский.
– Ну, как дела, Танюша?
– Умираю, хочу в туалет, – шепотом пожаловалась я.
Капитан насмешливо прищурился.
– А вас же предупреждали.
– Никто меня не предупреждал, – рассердилась я.
Он удивился.
– Разве Марина Анатольевна не сказала вам? – Он смерил меня испытующим взглядом. – Ну да, конечно, не сказала. Вы его не видели?
– Кого? – уже теряя терпение, спросила я.
– Нашего
– Нет. Его здесь нет.
– Уверены в этом?
– На все сто, многоуважаемый Данила Викторович! Могу я, наконец, пойти в туалет?
Но Калиновский ничего не ответил на этот страстный (не побоюсь этого слова) призыв, потому что в то же самое мгновение в дверях заволновались, стали оглядываться и привставать на цыпочки. Возник водоворот, и через мгновение из этого водоворота выкатился колобок с добродушным лицом, глазами с хитринкой и совершенно лысым черепом необычной вытянутой формы. Весьма возможно, что если бы Шерлок Холмс увидел такую голову, то признал бы, что у ее обладателя очень много мозгов.
– Ах, какое несчастье! – нараспев проговорил человечек и с объятьями наперевес ринулся к Владиславу.
Я все еще не могла опомниться от изумления. Неужели это и есть тот самый столп, титан, миллиардер и… Но не успела я додумать свою мысль, как колобок присосался к моей руке.
– Сочувствую, сударыня, весьма сочувствую, – говорил он, меж тем как его глаза изучили меня сверху донизу, до самых ажурных колготок, раздели, обшарили, ощупали и взвесили на невидимых банкирских весах. – Вы, наверное, Лариса, его двоюродная племянница?
– Нет, это Татьяна, – поспешно промолвил Владислав.
– Ах да, Татьяна. – И колобок отлип от меня, подхватил Владислава за руку и уволок его в сторону – без сомнения, обсуждать, разорить ли подчистую какого-нибудь несчастного нефтяного короля или оставить ему горсть долларов и нефтяную лужицу в придачу.
Воспользовавшись тем, что меня наконец-то оставили в покое, я сходила в туалет, после чего заняла свое место наискосок от гроба. Я никак не могла понять, что я тут забыла, но раз все остальные считали, что все в порядке, значит, все и впрямь так было.
Под конец появилась какая-то высокая, очень прямая женщина в черном, с лицом, покрытым густой вуалью. Владислав приветствовал ее весьма сдержанно.
– Кто это? – шепотом осведомилась я у Охотника.
– Мать Алексея, – ответил он тоже шепотом.
– То есть?
– У Владислава и Алексея, – пояснил Охотник, – разные матери. Они единокровные братья, Владислав – старший, а Алексей – младший. Мать Владислава умерла много лет назад – попала под машину. Это случилось, когда Ипполит Сергеевич еще работал инженером, если я не ошибаюсь. А с матерью Алексея они развелись несколько лет назад.
Прощание с покойным подходило к концу. Пора было ехать на кладбище.
Глава 24
Кое-что о вреде курения
Вопреки опасениям Владислава Шарлахова, и на кладбище ничего не произошло, – если, конечно, не считать инцидента с невесть откуда взявшимися настырными телевизионщиками. У них отняли камеру, а журналисту разгневанный Владислав лично пообещал, что вскорости сместит руководство его канала. На что журналист (очевидно, не робкого десятка) ответил, что надеется до этого увидеть всю мафию Шарлаховых в гробу. После таких слов вмешалась уже полиция, караулившая все подступы к кладбищу. Журналисту, оператору и их шоферу заломили руки и запихали в полицейский фургон.