Разбитое зеркало
Шрифт:
Парень, рассказывающий официанткам очередную байку и перебитый Глебом на полуслове, хотел вначале возмутиться, но повернувшись и увидев его форму, сразу сник, а через несколько секунд и вовсе ретировался. Девчонки же во все глаза разглядывали Грустинина, даже прекратив шептаться и перехихикиваться. Через полминуты этого разглядывания Глеб отчетливо понял, что кофе ему, похоже, не дадут, но решил все же повторить попытку:
– Красавицы, мне бы чашечку кофе.
– Ой! – первой отмерла светленькая с косичками – А вам какого? У нас много разных! С молоком есть, черный американский, с шоколадом, всего
Глеб был несколько поражен количеством возможных кофейных напитков. В стандартном военном синтезаторе выбор кофе был более скудным и ограничивался одной строчкой в меню, в которой значилось просто – кофе
– Пожалуй… а давайте на ваш вкус – он улыбнулся.
– Ой! – светленькая с косичками смутилась и оглянулась на подругу, не менее светленькую, но с высоко поднятым хвостом и задорной челкой – А я кофе не пью…
– Ну, тогда, давайте американский черный – наугад предложил Глеб и не прогадал, полученный им напиток был очень похож на тот, с которого он начинал каждое свое утро.
Та, что с косичками отстучала заказ на планшете, а та, что с челкой вскорости принесла ему на подносе огромную чашку дымящегося кофе.
– Может быть, что-нибудь еще? У нас есть бутерброды, пирожки с разными начинками, пирожные… – начала, было, скороговоркой та, что с косичками.
– Благодарю. Ничего не нужно – вновь улыбнулся Грустинин и, взяв поднос с чашкой, отвернулся и стал выбирать за какой бы стол ему приземлиться.
– Светка, это же тот пилот, из новостей! – громко зашептала та, что с челкой.
– Да ну! Не может быть! – в ответ зашептала та, что с косичками.
– Точно тебе говорю, это он! Тот, что первым поднялся на тысячу километров и атаковал десантные корабли чужих! Майор Грустный кажется. Его еще вместе с тем американским пилотом, который десантные корабли добивал и дольше всех в радиационном поясе провел, наградили медалями конгресса!
– Ой, точно! Мы же вместе тот выпуск смотрели. А почему он без медали?
– Ну, мне брат рассказывал, что у пилотов не принято ордена с медалями на показ носить, они их только по большим праздникам одевают и на это, как его… А! Тождественное построение!
Глеб хмыкнул. Он бы может и одел, но полковой интендант не озаботился пересылкой наград. А тождественное построение – это вообще писк! Будет что в части рассказать. Он сел за стол, мельком бросив взгляд на коммуникатор, до посадки оставалось еще четырнадцать минут, вполне достаточно, чтобы с удовольствием и не торопясь выпить кофе. А вообще интересно, с чего это вдруг его наградить решили, да еще американцы и в новостях об этом раструбили. Ладно, пожуем – увидим. Пожуем, пожуем, эх, наверное, зря он пирожок не взял. Ну да теперь уже не успеть, не жевать же на ходу. В Пскове перекушу, решил Глеб и, сбросив чашку в утилизатор, направился на посадку.
***
Кроме Грустинина в Псков направлялись еще два пассажира. Заходя в посадочный тамбур, Глеб провел коммуникатором рядом со считывателем, дождался зеленого сигнала и, преодолев еще метров двадцать, оказался на борту гравилета. Через пару минут мелодичный женский голос автоматики сообщил, что они отправляются, пункт следования город Псков, время в пути двадцать одна минута. Входной люк закрылся и гравилет начал набирать высоту. Как обычно набор высоты и последующее снижение в конечном пункте занимали львиную долю времени перелета. Чтобы скоротать ожидание Грустинин включил информационный канал и абсолютно неожиданно для себя задремал.
Ему приснился далекий две тысячи двадцать четвертый год. Приснилась его семья, мама, папа, старшие сестры. Вот только было очень странно, он одетый в форму, китель которой был буквально усыпан орденами и медалями, смотрел на родных снизу-вверх, как тогда, когда он был шестилетним мальчишкой. Папа с мамой стояли обнявшись, и с любовью и гордостью взирали на него с высока. Старшая сестра, студентка помахала рукой, улыбнулась и вновь уставилась в свой телефон. Только средняя сестра, не сильно отличавшаяся от него по росту, подошла, сурово осмотрела, поправила воротник кителя, сдула несуществующую пушинку и неожиданно сказала:
– Вырос. Возмужал. Но как был оболтусом, так и остался! Когда же ты, наконец, перестанешь от себя бегать и нас навестишь? Мама очень переживает!
Глеб попытался ответить, но у него перехватило дыхание. А сестра покачала головой и продолжила:
– Мы конечно все понимаем, служба. Но выбрался бы ты хоть раз на денек в Москву, может и тебе самому легче бы стало?
Грустинин проснулся от скрипа собственных зубов. Такие сны ему не снились уже очень давно, лет десять, а может и больше. И ни малейшего сожаления по этому поводу он не испытывал. После таких снов в душе становилось одновременно пусто и гадко, как будто в нее опустили миксер и все чувства, мысли и переживания превратили в однообразную кашицу с характерным цветом и запахом. И Москвы, вернее того, что от нее осталось, он избегал всеми силами по этой же причине. Если бы не случайность, он бы тоже остался там, среди десяти миллионов жертв первого удара чужих. И когда он был маленьким, уж поверьте, он бы все отдал, чтобы этого чуда не произошло, только бы остаться тогда вместе с мамой. С годами он перестал допускать столь малодушные желания и мысли, а став кадетом просто начал мстить.
До посадки оставалось еще пара минут. Глеб хмуро уставился в потолок и попытался навести в своей душе относительный порядок. Вроде бы удалось, и к моменту выхода из гравилета он был внешне вполне холоден и спокоен. Только те, кто знал его много лет, могли бы заподозрить, что с ним, что-то неладно, но таковых в салоне не наблюдалось. Его захлестнули давно и надежно спрятанные в самом дальнем уголке памяти воспоминания о том дне, когда Земляне окончательно и бесповоротно поняли, что не одиноки во вселенной.
В то утро, рокового июньского дня, пятнадцать лет назад, маленький Глебка немного приболел. Так, ничего страшного, зачихал и сопли появились, может и вовсе не заболел, а аллергия какая приключилась, но со строгими правилами детского сада не поспоришь, а у мамы в этот день было какое-то очень важное совещание. В общем, мама созвонилась с бабушкой, которую почему-то странно называла Марина Ивановна, и отвезла мальчика к ней, а сама полетела на работу. Глеб был очень недоволен подобным развитием событий. Он-то надеялся, что мама посидит сегодня с ним, и когда узнал, что этого не будет, жутко разозлился и даже на нее накричал. Знал бы он, что видит маму в последний раз.