Разборка (Пропавшие без вести)
Шрифт:
– Следите за неверными женами?
– Пока не приходилось, но почему нет?
– Дожили. Капитан спецназа шарит в чужих постелях. Почему вас заинтересовал майор Калмыков?
– Некоторое время назад нас наняли его охранять.
– Вас? Наняли? Его? Охранять?
– переспросил Лазарев с таким выражением, будто я сообщил ему что-то совершенно невероятное.
– Это была всего лишь мера предосторожности, - объяснил я.
– Какое время назад?
– Около двух недель.
– Точней!
– потребовал
– С двенадцатого по пятнадцатое сентября.
– Голубков знает, зачем вы меня искали?
– Нет, - честно ответил я.
– Он занятой человек. Я не стал его грузить своими проблемами.
– Убирайся, парень, - ровным голосом приказал Лазарев.
– Если бы Голубков не сказал, что ты свой, я бы вызвал патруль. И с тобой разбирались бы особисты. Все. Свободен.
– Как скажете, господин генерал-лейтенант, - обескураженно пробормотал я.
– Но...
– Товарищ генерал-лейтенант!
– рубанул Лазарев.
– Прошу извинить, товарищ генерал-лейтенант. Я не хотел вас обидеть. Но мне было бы легче жить, если бы я знал, чем вызван ваш гнев.
Он посмотрел на меня белыми от ненависти глазами.
– Тем, сукин ты сын, что никакого майора Калмыкова две недели назад ты охранять не мог! Майор Калмыков был расстрелян в Пешаваре контрразведкой Ахмед Хана в ноябре восемьдесят восьмого года! После трех месяцев пыток! После трех месяцев таких пыток, какие тебе, щенок, в страшном сне не приснятся! Он погиб, как герой! Он был мне, как сын. Он был мне, как родной сын! Его сожгли в извести. А теперь пошел вон.
Голубков предупредил меня, чтобы при встрече с Лазаревым я ненароком, хотя бы из вежливости, не стал расспрашивать его о семье. У него было два сына, оба офицеры. Старший погиб в Кабуле во время штурма дворца Амина. Младший сгорел в бэтээре в Грозном в 95-м году. Этого удара жена не выдержала, она повесилась, а сам Лазарев подал в отставку и с тех пор жил бирюком.
Я подождал, когда генерал-лейтенанта немного отпустит, и достал из кармана фотографию Калмыкова, сделанную в Лефортово после ареста. Этим снимком из следственного дела снабдил нас президент Народного банка Буров, отправляя в Мурманск. На всякий случай. Чтобы мы не спутали Калмыкова с кем-нибудь другим.
– Посмотрите на этот снимок, товарищ генерал, - предложил я.
– Уйди, парень, - не поворачивая головы, попросил он.
– Уйду, - пообещал я.
– Но вы сначала взгляните.
Он нехотя, только чтобы отвязаться от меня, бросил взгляд на фотографию и тут же схватил, впился в снимок глазами.
– Это он?
– спросил я, хотя спрашивать было не нужно.
– Когда? Когда сделан снимок?
– Там указано время.
– Девяносто восьмой год, - прочитал он.
– Что это значит?
– Это значит, что вы поторопились его похоронить. Откуда вы узнали, что он расстрелян?
– Донесла агентура.
–
– Мы перепроверили донесение по всем каналам! Этот снимок - фальшивка!
– Нет, товарищ генерал, не фальшивка, - возразил я.
– Снимок сделан в следственном изоляторе "Лефортово". Два года назад майор Калмыков был осужден на шесть лет строгого режима как наемный убийца.
– Майор Калмыков не мог быть наемным убийцей!
– Я не сказал, что он наемный убийца. Я сказал, что он был осужден как наемный убийца. О суде над ним была даже передача по телевизору.
– Он сейчас...
– Да, жив. Жив и на свободе. Но он недолго останется на свободе, если вы не захотите ответить на мои вопросы.
– Смотря на какие вопросы.
– Что произошло четырнадцатого декабря восемьдесят четвертого года на советском военном аэродроме в Кандагаре?
Генерал цепко, остро впился в мое лицо глазами, как бы пытаясь понять, откуда мне это известно. Но не понял, а спрашивать не стал. Сработала профессиональная выучка. Он привык к тому, что никто никогда прямо не отвечает на прямые вопросы. Но на мой вопрос ответить было нужно. Он ответил:
– Это государственная тайна.
– Что произошло в час ночи пятнадцатого декабря? Почему майора Калмыкова выдернули из постели, посадили в новейший истребитель-перехватчик и отправили в Кабул?
– Это государственная тайна, - повторил генерал.
– Что произошло в восемьдесят восьмом году в Пешаваре?
– Это государственная тайна!
– Ладно, - сказал я.
– Государственная тайна. Тогда спрошу о другом. Почему жене майора Калмыкова не дали пенсию за пропавшего без вести мужа? Почему его жене не дали пенсию даже после того, как в восемьдесят восьмом году он погиб как герой?
Лазарев не ответил.
– Тоже государственная тайна?
– спросил я.
– Да!
– крикнул он.
– Да, тоже! И не задавай мне больше таких вопросов! Тебе этого не понять!
– Да, мне этого не понять, - согласился я.
– Ну, а почему вы просто не пришли к ней, к жене человека, которого вы считали своим сыном, и не сказали: "Галя, Костя погиб"? Почему вы не сказали ей: "Галя, Костя погиб как герой. Скажи его сыну, что он может гордиться своим отцом. Скажи ему". Этого-то вы почему не сделали?
– Я не имел права этого сделать. Я не имел права даже близко подойти к ней. У меня разрывалось сердце, но я не мог этого сделать!
– Почему?
– Потому что этого требовал от меня мой долг! Потому что я давал присягу!
– Кому?
– Я давал присягу служить Родине. И я буду верен присяге. До самой смерти!
Я встал.
– Спасибо, товарищ генерал-лейтенант, что вы согласились побеседовать со мной. У меня больше вопросов нет. Но если вы хотите знать, что я обо всем этом думаю, скажу.