Разбуди меня

Рам Янка

Облизываю свои.

— Кто мне "иглы" обещал и забыл? — хриплым и неровным голосом напоминаю ей.

— Не забыла… — улыбается. — Завтра приду.

— Обещаешь?

— Зуб даю!

— Расскажешь свое горе горькое?

Отрицательно качает головой, улыбаясь.

— Петь будем?

— Ты… — выдыхает она.

Встаёт с моих коленей, вкладывает мне в руки гитару.

Очень хочется ей петь. Что-то пронзительное!

Она раздувает огонь, подкидывая дрова.

— "Я

раскрашивал небо как мог!..", — хрипло пою ей. — Оно было белым, как белый день. Я лил столько краски на небеса… И не мог понять откуда там тень…"

Глава 10 — Экспириенсы Татико

Задумавшись, смотрю на рукоход. Мне показалось сегодня, что дело идёт чуть легче. А может, это компенсаторные мышцы таза и пресса стали лучше вывозить, кто знает!

Вздрагиваю от вопля Киры.

— Кир?!

— Боже!.. — хныкает она.

— Что случилось?

— Меня пчела ужалила! Тут жало, кажется… — прижимает руку к себе. — Ненавижу их всех… Б-р-р… Пауки, муравьи, осы…

— Иди сюда.

Выдвигаю ящик стола, достаю пинцет. Вытаскиваю жало.

Жалобно всхлипывает.

И мне кажется, что плачет она не от боли, а от этого всего вот… стресса.

Глажу по ладони.

— Скоро пройдет.

— Мне нужно какое-нибудь лекарство. Чем от пчелиных укусов лечат?

— Ничем не лечат! — за спиной.

Оборачиваемся. В дверях — Татико.

— Тук-тук…

С литровой банкой в руке. Банка закрыта марлей.

— Пчелиный яд — это и есть лекарство.

— Но болит же… — поднимает на нее жалобный взгляд Кира.

— Пожуй листик подорожника и приложи! — пожимает плечами Тати. — Да, Митяй?

— Чего пожевать? — взлетают от удивления брови Киры.

— Просто полотенце намочи и приложи, — улыбаюсь я.

Настроение мгновенно взлетает. Потому что пришла Тати. Потому что она больше не рыдает, обнимаясь с бутылкой. Ну и вообще…

— Что там у тебя в банке? Давай, хвастайся.

Держит её как трофей!

— О-о-о… Это твои черноглазые подружки! — играет бровями.

— Ну ка…

— Нет, я сначала объясню. Короче, иногда введённые препараты не рассасываются полностью, а образуют что типа кист. И остаются в одном месте.

— Ты врач?

— Боже упаси! Это гугл всемогущий. Так вот, дальше я уже особо вникать не стала, так как вспомнила, что когда я болела пневмонией, мне ставили дохрена инъекций и лекарство перестало рассасываться. Моя бабушка, быстро решила проблему…

Сдергивает с банки марлю, как раз в тот момент, как возвращается Кира с полотенцем.

— Что это? — присматриваюсь я.

— Пиявки.

Взвизгнув, Кира дёргается в сторону. Жалобно причитает..

Пиявки явно голодные. Быстро сокращаются, дергаясь в воде.

— Фу… — морщусь я. — Нет, я пас!

— Пф! Я тебя не спрашивала, вообще-то. Штаны снял, лег на диван.

— Да ну… — скептически качаю головой. — Если бы проблема решалась так, врачи бы её давно решили.

— Моя бабушка не верила во врачей! Но это никогда не мешало ей лечить меня. Быстро давай.

— Да нет… — смотрю на черных кровопийц с отвращением.

— Нет, ну если тебе настолько прикольно быть "всадником", что ты не готов даже попробовать…

— Ой, ладно! — закатываю глаза.

Расстегиваю ремень.

— Дим, ты с ума сошел! А если это навредит?! — с омерзением встряхивает руками Кира.

— Ему вредит бездействие! — парирует Тати.

— Почему ты позволяет решать постороннему человеку, Дим? Она не врач!

— Кира… — прищуривается Тати, благодушно улыбаясь. — А Вы беляши делать умеете?

— Нет… — растерянно.

— А Димка очень любит беляши! Обожает! Особенно с красной рыбой. Давайте, я вас научу делать ему хорошо?

— Я без Вас знаю, как делать ему хорошо! — неожиданно взрывается Кира.

— Ну а почему же ему тогда плохо? — упирает руки в бока Тати. — У него желудок урчит. Он голодный.

Вообще-то — да. Но…

— Стоп! — развожу ладони. — Пиявки, так пиявки. Это моё решение. Кир, я правда буду очень благодарен за ужин. Любой.

Тетушка, абсолютно уверенная в том, что женщина — это вкусная еда, в первую очередь, тактично не кажет к нам пока носа. А Кира у меня с плитой не дружит.

— Я не умею включать твою плиту! Она какая-то древняя! — обиженно.

Там нет автоматического розжига, да. Я поджигаю зажигалкой.

— Пойдем, я включу, — вызывается Татико. — Покажу тебе там всё. Митяй, раздевайся.

Слышу как хлопает холодильник, их голоса…

— Подружки… — рассматриваю истеричных пиявок.

Они иссиня черные и сегментированные.

Меня передёргивает.

Но подписался же…

Снимаю штаны, пересаживаюсь на диван. Ложусь лицом вниз.

Тати возвращается.

Оттягивая резинку трусов вниз, Тати протирает крестец.

— Ты хоть знаешь куда ставить?

— Да. Я погуглила. Они, кстати, ещё и отказаться могут тебя сосать, если ты невкусный. Придется уговаривать…

— Как?

— Ну, не знаю! Как-то же женщин уговаривают сосать…

Ржу в подушку.

— Тати… Пошлячка!

На поясницу ложится мерзкое и холодное.

— А-а-а! Р-р-р… — рычу. — Если это не поможет! Ну пиздец тебе тогда.

— Тихо! Барышня тут сомневается… Соси, сказала! — грозно приказывает ей Татико.

У меня начинается тихая истерика от смеха.

— Ну скажи ей что-нибудь ласковое, чего я одна уговариваю?

— Бля! Она там ползает!

— Это прелюдия!