Разгневанная река
Шрифт:
Настоятельница и ее гость внимательно слушали девушку, пристально глядя ей в лицо. А Куен продолжала:
— Скажите откровенно, Чыонг, как бы вы отнеслись к тому, чтобы наша организация поручила вам кое-какие важные дела?
Чыонг Конг поднялся и поклонился, сложив ладони перед грудью.
— В моем доме сейчас есть два вот таких ружья, две лошади, несколько быков, есть также немного рису и девятьсот донгов денег. С вашего разрешения я оставлю себе сотню донгов, а все остальное жертвую на дело революции. Ребята мои — и сын и дочь — неплохо владеют оружием, если пригодятся, забирайте хоть завтра!
Куен улыбнулась.
— Я могу только приветствовать ваши благородные чувства, Чыонг Конг! Садитесь, пожалуйста, давайте поговорим. Молодежь в вашем селе по-прежнему упражняется с оружием? Сколько их у вас?
—
— Можно мне завтра попозже зайти поговорить с ними?
— Пожалуйста! Вечером я пришлю сына с лошадью, он проводит вас.
— Не беспокойтесь, дорогу я знаю, сама дойду.
Уже за полночь, а Куен все сидит над маленькой книжицей в голубой обложке. «Разбивайте склады, спасайте людей от голода! Поднимайте народ на борьбу с японскими оккупантами! Не медля, готовьтесь к всеобщему восстанию!» Правильно! Последнее время Куен чувствовала, что они все точно скованы — так медлительно и робко действовали они у себя в провинции, в то время как растет бандитизм и народ умирает с голоду, тщетно ожидая помощи революционеров. А те два товарища из исполкома, с которыми Куен встречалась, все толковали о систематической пропаганде, о последовательной организации, точно не видят, что происходит в стране! А недавно один партийный работник, вернувшийся из тюрьмы, решил действовать открыто, как во времена «национального фронта», так японцы его тут же замели. Казалось бы, прекрасный урок, так эти руководители из исполкома сделали свои выводы: без конца твердили Куен, что рисковать нельзя! Правильно, зря рисковать нельзя. Но ведь люди умирают с голоду! Чего еще ждать! Надо открывать японские склады, отбирать у врага рис! Это же ясно как день. И нечего тут тянуть! Сегодня во время разговора с настоятельницей и Чыонг Конгом Куен подумала, что сейчас главное — захват склада и расправа с бандитом Туи…
Подготовка к всеобщему восстанию… Организация партизанского отряда… Создание опорной базы у них в провинции… Создание Комитета освобождения и Народно-революционного комитета… Сколько важных дел выдвигается в директивах Центрального Комитета! Куен даже не представляла себе, как к ним подступиться… Видимо, на совещании товарищ «сверху» даст соответствующие разъяснения. Но что бы там ни было, сейчас ясно одно: они в состоянии захватить склад на рынке Ша в ближайший базарный день и разделаться с бандитом Туи тоже сумеют. Удастся ли ей найти Каня на руднике Даокхе? Ей было бы спокойней, если бы она смогла с ним посоветоваться. Но медлить нельзя: не сегодня-завтра склад попадет в руки бандитов!
Есть отряд самообороны в селе Дам, и он неплохо вооружен, да еще на плантации, и в районе моста Ха по отряду. Может, присоединить к ним ребят Чыонг Конга?.. Послезавтра надо будет обсудить все с товарищами. Куен, загибая пальцы, подсчитывала, сколько у них людей, и обдумывала операцию по захвату склада. Склад охраняется четырьмя солдатами. Тоже охрана! Только и знают, что шнырять по рынку да к бабам приставать! Надо будет подослать к ним девушек, чтоб они отвлекли солдат, тогда хоть ружья у них с плеча снимай — не заметят. Кстати, эти ружья им очень пригодились бы. Завтра же надо послать человека к Каню, непременно нужно посоветоваться с ним.
Крик лани, донесшийся из лесу, заставил Куен вздрогнуть. Она загасила лампу и легла на топчан. Ее немного знобило. Не хватало еще заболеть, тогда вообще все сорвется!
Куен сдержала вздох, стараясь отогнать от себя грустные мысли. Нет, она по-прежнему любит Тху и не забыла о священной для нее просьбе Кхака, она вырастит девочку, но теперь Куен стала смотреть на вещи шире. Можно считать, что по сравнению с другими детьми Тху еще повезло. Тот баньян, который Куен видела у причала Гом, ей не забыть до конца жизни! Однажды какая-то мать привела и оставила своего ребенка под этим баньяном в надежде, что найдется сердобольный прохожий, который сжалится над малышом и усыновит его. И вот каждую ночь под баньяном стали появляться дети. Их нашли уже более десятка от двух до десяти-двенадцати лет. Одни еще могли как-то передвигаться, другие уже почти не шевелились, изможденные старческие личики, неестественно расширенные огромные глаза, в которых застыла мольба. Каждое утро сельские стражники подбирали несколько новых трупов, складывали их на повозку и увозили хоронить…
Жители села у причала Гом все больше торговцы, народ расчетливый, корыстный… Вот в шахтерских поселках Даокхе, где голод был ничуть не меньше, таких осиротевших ребят спасали всем миром. В одном лишь поселке Коя подобрали десятка два таких сирот. Хоть и смогли им давать всего только рисовый отвар, но от смерти спасли, не допустили, чтобы дети умирали на глазах у всех. Правда, в последнее время и тут люди начали падать от голода. Как только склад на рынке Ша окажется в их руках, можно будет, пожалуй, сразу же заняться складом у развилки дороги, что ведет к переправе Бинь. Он всего в километре от военного поста, но в этом районе много шахтеров, так что есть на кого опереться!
Интересно, где все-таки сейчас Кань? Как ей нужно повидаться, посоветоваться с ним! Но время не ждет, придется, видно, самой выкручиваться. Ведь Кань говорил на совещании в обкоме, что поручает ей всю работу в уезде! Она вдруг вспомнила, как однажды по дороге в Куангиен их застала гроза. Промокнув до нитки, они попросились переночевать в каком-то доме, назвавшись мужем и женой. Куен до сих пор помнит, какое смятение охватило ее, когда им постелили вместе! Она готова была провалиться сквозь землю, но выхода не было. Куен быстро забралась под москитник, плотно завернулась в одеяло, отвернулась к стене и замерла. Кань погасил лампу. В темноте она слышала, как заскрипела тростниковая подстилка, когда он улегся на спину. А через десять минут послышался храп: Кань спал себе как ни в чем не бывало! Она словно вновь увидела его, высокого, живого, с большими лучистыми глазами и постоянно улыбавшимся ртом, ей вспомнилась его привычка поддакивать собеседнику с каким-то удивлением, и сразу стало радостно на душе…
Снаружи послышались тихие шаги. Это, наверное, старый Хьеу. Он все жаловался на плохой сон, а сам следил, чтобы в пагоду не забрался недобрый человек. И хоть навряд ли сейчас кому-нибудь придет в голову грабить пагоду, но этих стариков не переделаешь.
12
Рынок Ша, расположенный у самого подножия гор, не отличался величиной, однако прежде здесь всегда было весело и многолюдно. У развилки шоссе начинались плантации старого француза, хозяина копей Даокхе. На склоне холма прилепилась древняя кумирня, а в конце торговых рядов стоял старый рисовый склад все того же француза, который стал теперь уездным складом. Жители равнин приходили на рынок Ша покупать буйволов, быков, пчелиный мед, дикий кардамон, сарсапарель и всякую всячину, которую сбывали жители гор, цепью протянувшихся от Бакзянга и Хайзыонга до самой северо-восточной границы. Торговцы с равнины несли сюда на продажу табак, ткани, ножи, медные котлы, чугунки и другой товар, нужный горцам.
Но с тех пор как на равнине начался голод, рынок Ша стал уже не таким оживленным, однако люди приходили сюда по-прежнему регулярно каждые пять дней, правда только по утрам. Теперь здесь торговали различными мучнистыми клубнями, маниокой — все, что хоть сколько-нибудь съедобно, шло в ход. И в этих краях тоже видели страшный оскал голода, но земли здесь были просторные, народу поменьше, чем на равнине, так что смерть не выглядела так зловеще.
Утром в очередной базарный день люди потянулись на рынок. Только что кончились дожди, и на фоне ясного промытого неба отчетливо рисовались синие силуэты далеких гор. Медленно таяли клочья утреннего тумана, обнажая рыжие, точно специально выкрашенные в этот яркий цвет, склоны холмов. Будто ручейки, текли по склонам вниз, к усыпанному гравием шоссе, вереницы людей.
Сегодня на рынке было вроде многолюднее, чем обычно. Однако уже издали можно было увидеть, что продают в основном одни дрова. У корзин с бамбуковыми побегами стояла целая толпа. Много народу собралось и возле продавщицы арахисовых жмыхов. В харчевне в конце рынка перед блюдом с собачьим мясом сидело несколько торговцев, староста в черном тюрбане и начальник сельской стражи. В толпе шныряли бродяги. Изможденные, в лохмотьях, они пришли сюда издалека, спасаясь от голодной смерти. Наблюдательный человек непременно заметил бы, что на рынке много людей с пустыми коромыслами — одни бесцельно бродили по рынку, другие группами расположились на земле неподалеку от склада и на склоне холма рядом с древней кумирней.