Разговор с пустотой
Шрифт:
– В сиротстве есть свои преимущества, – прошептала она. – Никому не причиняешь боли.
В эту самую минуту, когда так спокойно и тепло было среди высоких сосен, Инга не могла сказать, что жизнь стала ей невмоготу. Но ведь предстояло вернуться к кухонному столу, к плите, к мужу, который как-то смог пережить ее трагедию, и даже не утратил вдохновения. Не то, чтобы ей всерьез хотелось, чтобы Деринг впал в творческий кризис… Но неужели крушение ее жизни было для него такой малостью, что он даже не отвлекся от работы?
Лицо ее жалобно сморщилось к носу, набрякло слезами. Несколько минут Инга даже не вытирала их,
****
Когда мимо пронесся этот смерч с металлическим именем Инга Деринг, он на миг оцепенел. И даже забыл про Лидочку, которая доверчиво прижималась к нему. Занесенные руки, дружно сжимающие бумеранг, застыли в воздухе, и, наверное, в эту минуту они здорово напоминали скульптурную группу.
«Рабочий и колхозница, – ухмыльнулся Роман, когда пришел в себя. – Эта надменная принцесса именно такими нас и считает».
Его здорово разозлило, что Инга разговаривала с ним, как со смердом, когда он зашел к Дерингам за воланом. Эти нищие интеллигенты умеют смотреть свысока, и унизить так, что начинаешь стыдиться того, как велик твой дом, а запас слов непростительно мал! Хотя это им впору стыдиться того, что они не умеют работать и зарабатывать. Всей стране стыдиться надо…
Но Роман и сам в глубине души не считал эти упреки справедливыми. Ведь он вырос в далеко не богатой семье, родители мотали его по гарнизонам, по казенным квартирам до тех пор, пока отец не вышел в отставку. Деньги Роман раздобыл, продав свободу, о чем, правда, ни минуты не жалел, упиваясь чистотой и наивностью этого существа, которое звалось его женой. После общения со своими рабочими, или партнерами по бизнесу, Роман возвращался в свой оазис и с благоговением приникал к святому источнику с именем Лидочка.
Почему же в этот день он бросил ее тотчас, как мимо проехала Инга Деринг, и помчался к добротному сараю за домом, где один из строителей на время оставил свой велосипед, да так и не вернулся за ним? Какое-то время еще пришлось повозиться с шинами, но Роман то и дело выскакивал из сарая, чтобы посмотреть: не возвращается ли Инга? Успеет ли перехватить ее?
И, вскочив в седло, погнал велосипед мимо Лидочки, так и оставшейся посреди аккуратной лужайки с бумерангом в руке. Без Романа она сразу же забыла, как обращаться с этой штуковиной. Попыталась спросить об этом, когда муж проезжал мимо, даже успела что-то выкрикнуть, но он бросил на нее не узнающий взгляд и промчался к лесу. Впервые не сказав, куда едет и когда вернется.
Ощущение вины перед Лидочкой настигло по дороге, но не остановило. Хотя Роман и сам не мог определить, что же именно так неумолимо гнало вперед, по следу женщины, выставившей его из своего дома. Может, просто хотелось добиться, чтоб она признала Романа равным себе, достойным подняться на ее крыльцо? Чтоб протянула ему руку? Он ведь не знал, что пианистка Инга Деринг даже до аварии никому не подавала руки. Разве что для поцелуя…
Не замечая ничего вокруг, Роман мчался вниз по тропинке, не задумываясь, почему поехал именно в эту сторону. Что-то вело его, направляло, и хотя слишком смело было предполагать, будто им руководит Провидение, сопротивляться он не смел. Даже не задумывался над этим.
Когда Роман увидел сгорбившуюся возле тропинки женщину, то не сразу и распознал в ней белокожую красавицу Ингу, руки которой, закинутыми за голову, так напоминали крылья. Резко крутанув педаль назад, он нажал на тормоз и спрыгнул с велосипеда. Инга вскинула голову, и он увидел, что лицо ее совершенно распухло от слез.
– Чем скрипка Страдивари отличается от обычной? – выпалил Роман первое, что неожиданно пришло в голову.
– Что? – выдавила Инга и громко втянула влагу.
И вдруг засмеялась – так нелепы были его слова.
– Скрипка Страдивари… – начал он снова, но она перебила:
– Я поняла! Зачем вам это?
– Не знаю, – положив велосипед, Роман сел с нею рядом. – Почему-то это всегда интересовало меня. А, правда, чем?
Еще раз шмыгнув, Инга вытащила из кармана платок и промокнула лицо.
– Вообще-то я не скрипачка…
– Я знаю.
– Насколько мне известно, эти скрипки отличаются яркостью звука. Громкостью. Но не только этим, конечно. Хотя и это немаловажно, когда играешь в огромном зале… Но у скрипок Страдивари совершенно особый тембр. У каждой свой. Если бывает волшебный звук, то это Страдивари. Поговаривают, он делал свои скрипки из обломков Ноева ковчега, поэтому они звучат божественно…
– Вы их живьем слышали?
– Живьем людей едят, – отозвалась она сердито, и Роман обрадовался: «Больше не расплачется!»
Скомкав платок, Инга слегка отвернулась, но он старался и не смотреть на нее.
– Слышала, – произнесла она не сразу. – Даже несколько раз. И у нас, и в Италии. Во Франции довелось. Это каждый раз потрясение. Разумеется, от исполнителя много зависит. Если мы с вами возьмем такую скрипку, она не запоет.
Последняя фраза ему понравилась. «Мы с вами» – это было уже совсем не то, что она сказала вчера: «Вы полагаете, у нас найдутся общие темы для разговоров?» Или что-то в этом духе… Лукаво улыбнувшись, что очень нравилось женщинам, и Роман это знал, он сорвал маленькую ромашку, льнувшую к его сандалии, и протянул Инге.
– Хотите погадать?
– На что? – отозвалась она резко. – Вернусь я на сцену или нет?
– А вы ушли со сцены? – оторопел он. – Почему?
По ее лицу пробежала волна смятения:
– Вы не знали?
– Нет. Что-то случилось? Или надоело все?
Она помолчала, точно выбирая вариант ответа, потом проронила:
– Случилось. Я повредила руку в автомобильной катастрофе. Собственно, катастрофой это стало только для меня. Машина обошлась легким испугом.
Роман потянулся к ее руке, но Инга отдернула ее:
– Не эта! – она повертела правой. – Внешне все равно ничего не видно. Все зажило. Только что-то перестало работать. Заклинило.
– Можно я взгляну? – он протянул раскрытую ладонь.
Она спрятала руки за спину:
– На что вы собираетесь взглянуть? Я же сказала, что никаких внешних следов. Думаете, у меня пальцы теперь вкривь и вкось торчат?
– Нет, конечно!
– Все срослось, как миленькое. Да если б и не срослось… Разве вы доктор?
– Я хотел быть доктором, – вспомнилось ему. – Айболитом.