Разитель. Трилогия
Шрифт:
Между всеми этими устройствами и сооружениями оставались свободными только неширокие проходы и совсем уж узкие тропки, по которым можно было петлять до бесконечности, потому что вести огонь там никто не осмелится: в противника еще попадешь ли, а вот в какое-то устройство – наверняка, тут промахнуться невозможно. Выведешь из строя что-нибудь – по головке не погладят, а к тому же еще и рикошетом перебьешь своих.
Вот почему Лючана вначале подумала, что спасение надо искать именно там. Увы, теперь ей стало ясно, что намеченный для этого путь вряд ли можно использовать.
Дело было не в том, что Лючана что-то такое увидела; напротив, вышедший из-за пульта оператор, постояв и поглазев по сторонам, снова вернулся на свое место и, надо полагать, занялся своим делом. А смутило Лючану и заставило критически взглянуть на свой первоначальный план именно его спокойствие. Так мог вести себя только человек, совершенно уверенный в том, что никто никакой опасности для него здесь представлять не может хотя бы потому, что не сумеет ни подобраться к нему, ни даже выйти на такую позицию, с какой мог бы ему угрожать. Хотя все эти трапы и галереи предоставляли для этого, казалось бы, самые широкие возможности. Значит, все здесь было не столь гостеприимным, как показалось ей с первого взгляда.
И потому нельзя было следовать за первой мыслью подчиняться первому желанию. Если захотелось спуститься по начинавшемуся тут трапу – значит, делать нужно было что-то другое. Нагрузишь своим весом первую же ступеньку или вообще любую – и ударит луч давно настроенного дистанта, или вспыхнет дуга высокого напряжения, или хотя бы взвоет сирена, объявляя тревогу… Нельзя.
Но и оставаться тут не имеет смысла: отсчет времени уже пошел, маячки, которые она до сих пор таскает с собой, наверняка по-прежнему просматриваются Идо и его компанией. Эти ребята не то что подозревают или предполагают – они точно знают, что она сейчас находится именно здесь. И пока она тут теряет секунды и минуты, они уже засуетились; им, наверное, по-прежнему не улыбается прихватить ее здесь, они все еще надеются по ее следам выйти и на Ра, и на корабль – пресечь операцию (их ведь не убедишь, что это не спланированная операция, а всего лишь стечение обстоятельств) до конца, вырвать с корнем.
Но они не могут допустить и то, чтобы она осталась здесь вне их контроля: вдруг именно с таким заданием она и пришла – совершить диверсию, вывести из строя эту загадочную аппаратуру или, в крайнем случае, детально разобраться в том, что же здесь творится, какая чертова похлебка варится в котлах, что и откуда приходит по гофрированным трубам и куда отправляется. Они сейчас, разумеется, ставят посты у каждого возможного выхода отсюда и пытаются по огонькам на своих дисплеях определить, куда же она направится, что станет предпринимать. Если двинется, ничего не задевая, искать выход – скорее всего, ей позволят выбраться, чтобы снова взять под контроль. Если же я задержусь возле какого-то агрегата дольше, чем на две-три секунды, заподозрят диверсию, и…
«Собственно, а что они смогут тогда? Для погони будет уже поздно, если я захотела бы, допустим, рвануть здесь что-нибудь, вывести из строя. Скажем, вон тот ясно видимый отсюда трансформатор, от которого, судя по кабелям, идет питание на пульт. Если заложить заряд с таймером или с радиозапалом…
Стой, – перебила она себя. – Но ведь нет у меня ни зарядов, ни запалов – совершенно ничего, чтобы такую диверсию осуществить. И они все, начиная с Идо, прекрасно знают, что у меня есть, вплоть до… вот именно, и чего нет. Если даже им стало известно о визите в каптерку – там никакой взрывчатки, естественно, нет, она хранится в специально отведенном месте, где я не появлялась. Значит, подозревать меня в таком намерении они не станут. Единственное, что я могу, по их мнению, сделать, – это попытаться овладеть пультом, разнести там все вдребезги, а это окажется куда хуже одиночного взрыва.
Ага, скорее всего, они предупредили оператора о возможности такого нападения… но не только. Вне всякого сомнения, тут установлено немало следящих камер – в здешнем центре безопасности наверняка все просматривается, а уж мостик с пультом – во всяком случае. Да и на этот самый пульт тоже выводятся те же самые картинки, чтобы и оператор мог взглядом контролировать происходящее во всех углах своего мирка. Да, наверное, так оно и есть.
Но сейчас меня, – продолжала Лючана торопливо разматывать клубок мыслей, – они, вероятно, не видят. Если бы я была в кадре – оператор, выйдя из-за пульта, хотя бы мгновенный взгляд бросил в мою сторону, не утерпел бы. А будь я видна на его экране – вообще не стал бы высовываться. Может быть, этот пятачок, на котором я стою, находится в мертвом, непросматриваемом пространстве, а может, именно эта камера барахлит или же я просто сливаюсь со стеной – тут, пожалуй, одно из самых темных мест. Конечно, его наверняка можно осветить, вон и слева, и справа наверху – целые гнезда прожекторов, словно на стадионе. Но почему-то ими никто не пользуется…»
3
На самом же деле оператору, о котором думала Лючана, в это время было не до нее. Он должен был быстро разобраться в только что возникшей, достаточно неприятной ситуации.
Пульт, за которым он находился и работал, кроме контроля и управления процессами, происходящими в реакторах и во всех ветвях Магистрали, ведал еще и деятельностью придонных уборщиков, когда они не управлялись людьми, а действовали автоматически, по заложенным в них программам. От уборщиков зависело количество сырья, поступающего в цех, подвергавшегося первичной обработке, затем окончательному доведению до кондиции и затем – отправке по основной Магистрали на ПЗБ – посадочно-загрузочную базу. Попав туда, продукт либо прямо грузился на прибывший за ним из какого-либо другого мира корабль – если это было удобрение, товар официальный и совершенно невинный; либо же непосредственно на ПЗБ проходил еще одну переработку, а именно – смешивался с элементом, везде обозначавшимся только одной буквой «З», после чего тоже грузился (но уже на другие корабли) и отправлялся по адресу, который тоже был известен лишь немногим; оператор, например, его не знал – да и не хотел узнать. Его делом было – обеспечивать постоянное и равномерное поступление сырья, своевременную и правильную его обработку и доставку на ПЗБ. Прочее не должно было его волновать – и действительно не волновало.
И вот сейчас именно в его ведомстве происходил сбой: один из заготавливавших сырье уборщиков по непонятной причине, едва начав работу, прекратил ее. Сразу же предпринятые попытки вернуть машину к выполнению программы пока ни к чему не привели. И оператор должен был исправить положение, пользуясь лишь теми возможностями, какие предоставляли ему расположенные тут приборы и механизмы.
Так что сейчас времени на то, чтобы разглядывать стены и углы, у него просто не оставалось. В конце концов, есть группа безопасности – вот они пусть этим и занимаются.
4
Пока я собирался выйти из уборщика, мой временный напарник уже начал действовать, тем самым подтверждая богатство своего опыта.
Он схватил Маху за плечо (чересчур крепко сжал: его костюм усиливал, наверное, приложенное усилие, так что женщина скривилась, но не издала ни звука) и проговорил тихо, но с напором:
– Подруга, связь отсюда с перехватчиками есть?
Она кивнула.
– Соединись с ними. Скажи: ты с арестованным сейчас выйдешь из уборщика, пусть приготовятся принять нас на борт. Арестованным, как уже решено, буду я.
– Напарник, – я счел своим долгом предупредить его, – крупно рискуешь. Они там тебя повяжут и понавесят на тебя все на свете. Подумай!
– Пусть тандык думает, – ответил он легкомысленно. И я невольно вспомнил, что так по-симонски называется обыкновенная лошадь.
– А потом? – спросила Маха, словно бы и не слышавшая моего предостережения.
– А потом, – произнес он неопределенно, – будем решать задачи по мере их возникновения.
– Но ведь корабль, о котором он говорил, он же и в самом деле может нас уничтожить! – Она кивнула в мою сторону. – Я для него останусь опасной, а теперь и ты тоже! Он непременно постара-ется…