Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 6
Шрифт:
— Да нет, не мешаете, — батя наконец что-то решает про себя. — Маса, расскажи пожалуйста, раз в больнице не вышло: что у тебя в порту произошло?
— На разведку ходил в одно место. — Интересно, как он это узнал?
Я же пока вообще никому рассказывать не собирался, а с Ёсиокой отец незнаком и не общается.
— Что за инцидент с работодателем? Вроде, на пирсе какая-то сцена была нехорошая?
— Да не было там никакой сцены. Сошли на берег, чтобы не рубиться на борту. Поорали друг на друга, махнули пару раз кулаками.
— А что за люди, которых ты чуть не насильно кому-то японскому капитану на борт сдал? Из-за чего ссора с предыдущим работодателем?
Я категорически не хочу обсуждать тему в этом месте; не знаю, почему. Видимо, интуиция.
К сожалению, находящийся под градусом родитель от тактичности далёк. Напирает, словно бульдозер.
Из-за соседних столов даже люди начинают повторно коситься, будто бы невзначай.
Возможно, причина его энтузиазма в том, что вместе с заказом ему только что поставили на стол и небольшую бутылочку. Половину из которой он тут же оперативно употребил.
Наконец прорывает и меня:
— Батя, ты чё?! Это дело пары конкретных капитанов! Есть профессиональная этика. Вопросы порта обсуждаются в порту, и остаются тоже в порту!
— Из-за чего ты на пирсе дрался? И с кем?
— Там живых людей гнали, как скот, — решаю приоткрыть часть правды. — А у меня есть свои небольшие правила по этому поводу.
— Какие? — интересно, родителю реально нравится удивляться так часто или это просто особенности мимики.
Поймал себя на том, что знаю его не так уж хорошо, как хотелось бы.
— Защищай слабых, борись с сильными. — Пожимаю плечами.
Жаль, не могу добавить: такая сцена у человека, росшего после одной далёкой войны в ну очень специфических условиях, вызывает вполне определённую ассоциативную цепочку. Промолчать или не заметить просто не получится.
***
За некоторое время до этого.
На одном из многочисленных пирсов порта к шхуне с названием "Улитка" подошёл блондин:
— Здравствуйте! Вы давали объявление, я с вами созванивался.
— Я не ожидал, что ты окажешься… таким, — Бо, выполняющий сейчас по совместительству функции капитана, не стесняясь, оценивающе оглядел европейца с ног до головы.
— А какие проблемы? — пацан искренне недоумевал. — И как я могу к вам обращаться?
По-японски, кстати, говорит, как на родном, отметил про себя наполовину китаец.
— В первый день для тебя — просто капитан. Этого достаточно.
У Бо, конечно же, было и полностью японское имя, как и местный национальный паспорт (островитянам ни к чему знать, что этот паспорт у него — не единственный). Но неожиданно для себя он решил сходу поставить белобрысого на место: каждому своё.
— Так какие со мной проблемы? — кандидат на поденную работу оглядел и охлопал себя со всех сторон. — Руки-ноги на месте, голова варит.
— А ты откуда родом? — решил на всякий случай уточнить капитан, из чистого любопытства.
— Местный. Наверное. На внешность не смотрите: родители нашли где-то после тайфуна. Ничего не помню, что было до того.
— А-а, так вот чего у тебя японский язык, как родной, — сообразил Бо. — Где родители сейчас? Почему в порту работаешь?
Сам он, кстати, разговаривал с акцентом. Небольшим, но тем не менее.
— Семейная история, — мгновенно надулся парень. — Вам зачем? Нет их. И документы сделать не успели нормальные.
— Это как? — капитан заинтересовался.
— Я ж натурализованный иностранец по идее, хотя и несовершеннолетний. Был вид на жительство, на биометрию. Сейчас родителей лишили родительских прав по решению суда, а я автоматом утратил право на вээнжэ. — Пацан, похоже, говорил через силу. — Податься некуда, вот и тусуюсь в порту.
— Хм. — Вообще-то, вариант для поденного работника был почти идеальным.
Ни гражданских прав, ни самого гражданства — зато есть знание языка и готовность пахать. Ну и, особо идти ему тоже некуда, если что.
— А какая проблема с моим японским? — продолжил удивляться бывший то ли старшеклассник, то ли студент первого курса, неверно истолковав заминку. — Или у вас язык команды какой-то другой? Я и ещё языки знаю…
— В той команде, которая сейчас на борту, другие языки без надобности, — заметил старший. — Ты не нравишься мне чисто внешне.
— А я не пять тысяч иен, чтоб вам нравиться, — огрызнулся белобрысый. — Вы команду посуточно набираете, чтобы она вам глаз радовала? Или чтобы работу делать умела? Не хотите — я дальше пошёл. А вы ищете другого обеспечивающего с опытом, за полцены…
— Рекомендации есть? — это было необязательно, но Бо спросил исключительно из аккуратности.
Пацан настолько откровенно был иностранцем, что подозрений возбуждал ровно ноль. Не с такой внешностью, как говорится, притворяться кем-то другим.
Ну и, на закуску, на его голых руках либо на просвечивавшем сквозь большого размера майку теле отсутствовал даже самый примитивный нейро-концентратор. Даже самой первой, давно устаревшей, модели.
Нищета в чистом виде.
— Есть. Ваш коллега, капитан Ёсиока, — европеец кивнул на соседний причал. — Я обычно с ним работаю, но там сегодня выходной, а мне деньги нужны…
Понятно. Жить на что-то надо.
— Поднимайся, — Бо нехотя кивнул в сторону трапа. — Отходим через полчаса.
_________
Наполовину китаец имени блондина не стал спрашивать из принципа: так и обращался к нему весь день, "Эй, белобрысый".
Пацан, справедливости ради, сидел на поплавке весь день без скрипа и вообще был идеальным обеспечивающим.
Сжалившись, Бо во второй половине дня даже поднял его на пять минут палубу и сунул пакет саморазогревающегося риса в руки: