Разница во времени
Шрифт:
— Ага, — слегка обиделась Наташа. — В общем, я поняла, что я дура, но все же…
— Я не хотел сказать, что ты дура, — успокоил ее Макс. — И не надо обижаться. Я не хочу тебя обидеть. Я просто пытаюсь тебе показать, как отличаются наши миры, какие разные требования предъявляет к интеллекту отдельного человека общество. Понимаешь?
— Ну, типа того, — кивнула г-жа Ростова, хотя, честно говоря, все еще немного обижалась и не слишком-то понимала.
— В общем, не парься. Прими это как данность — количество информации в мире быстро возрастает. За полторы тысячи лет от Иисуса до Леонардо объем информации удвоился. За 250 лет от Леонардо до смерти Баха он еще раз удвоился. Еще раз удвоился к началу
— Круто! — пораженно прошептала Наташа. — А я даже не замечаю этого…
— Конечно не замечаешь! Часть информации ты впитываешь ежедневно, даже не замечая этого, другая просто проходит мимо тебя. Но поверь мне, тебе приходится оперировать большим количеством информации, чем, допустим, человеку XVIII века. Тогда достаточно было прочитать Гомера, Демокрита, Адама Смита, выучить пару языков — один древний, другой французский — и слыть весьма образованной девицей. Я, конечно, утрирую, но в принципе курс антички и литературы средних веков, что ты изучала два года в универе, тогда был достаточным интеллектуальным багажом для среднего дворянина. Оперативной информации тоже было меньше: правительства и цари менялись в среднем раз в четверть века. В каждой российской столице в конце XVIII века было всего по одному театру! Чувствуешь разницу?
— Чувствую… Но все-таки мне кажется, что у дворян тогда тоже был загруз не маленький: все эти этикеты, правила хорошего тона, мазурки, обязательное знание родословных всяких…
— Ну ладно, может, с дворянами я некорректный пример привел. Элита, в принципе, всегда вынуждена быть довольно информированной. Но вот на уровне просто обывателя и провинциала жизнь со временем становится все сложнее.
— По-моему, мы уходим от темы. При чем здесь дворяне и крестьяне? Ты же журналист. Что, ты не смог бы быть журналистом в своем времени? — взяла ход беседы под контроль г-жа Ростова и принялась убирать со стола посуду.
— Нет! Представь себе, нет. Для этого у меня, во-первых, по меркам моего времени, не хватает талантов. Во-вторых, я не могу держать в голове такие объемы информации и так быстро усваивать новые сведения, чтобы сохранять профпригодность в своем времени. И в-третьих, я не готов работать 24 часа в сутки. Пойми, в моем времени не может быть журналиста, который расслабленно выдает по одному интервью в неделю, к тому же такого «средненького» уровня, что удаются мне. Нужно писать много и каждый день, иначе тебя заменят кем-то более работоспособным. В XIX веке можно было писать одну заметку в месяц, как Белинский например, и при этом слыть большой «звездой» журналистики. Причем, заметь, делал он это, не выходя из дома, — так, почитывал книжки и писал свое мнение о них. И это тогда считалось журналистикой!
— Если тогда все было так просто, почему ты не отправился в XIX век? А пришвартовался здесь?
— Потому что надо брать ношу по себе. Тогда мне было бы скучно. А потом, честно говоря, быт в то время не отличался комфортом… Ни горячей воды из крана, ни теплых автомобилей, и чахотка, чахотка — всюду чахотка…
— Понятно… — задумалась г-жа Ростова. — Значит, из будущего к нам сюда сбрасывают балласт из неудачников и бездарей? Очень интересно. А теперь объясни мне вашу ненависть к рекламе.
— Здесь как раз все очень просто. Ты и сама можешь догадаться. Ты же смотрела все эти фильмы про путешествия во времени?
— Ну да, — кивнула Наташа. — И что?
— Ты, должно быть, заметила, что для путешественника во времени главная заповедь — не допустить искривления пространственно-временного континуума. Нельзя делать ничего такого, что может существенно повлиять на ход событий в настоящем и изменить будущее. Поэтому все мы ведем себя так, чтобы не оставить никаких следов о себе в твоем времени. Именно поэтому я не могу написать ни интервью-разоблачения, ни интервью-откровения — чего бы тебе так хотелось. Потому что тогда его могут процитировать, это, возможно, скажется на популярности или даже на жизни довольно влиятельных и значимых персон. Я могу делать интервью. Но только такие, которые были бы абсолютно незаметны — как будто бы их и вовсе нет. Мы не имеем права влиять на уже существующее информационное поле. Мы вообще не должны в него попадать. В том числе и посредством рекламы. Реклама — это уже проникновение в информационное поле, это явный след нашего пребывания здесь.
— Ты хочешь сказать, что из-за одной маленькой паршивенькой рекламки вас всех могли бы забрать назад в будущее?
— Нет. Я хочу сказать, что из-за этой маленькой рекламки может искривиться континуум. Как именно, и к чему конкретно это приведет — сказать сложно. Но самое ужасное последствие — то, что будущее изменится, и нас в нем уже не будет!
— Так вас и так в нем нет, — справедливо заметила г-жа Ростова, закрывая кран и ставя последнюю тарелку на полочку. — Пошли уже в комнату…
— Я не то имею в виду, — на ходу объяснял г-н Чусов. — Я имею в виду, что будущее может измениться так, что я, например, уже просто никогда не появлюсь на свет. Меня нигде не будет! Ни здесь, ни там. Так же как и многих-многих других людей из будущего. Представляешь, какому риску ты нас подвергла?
— Скажи мне, горе-путешественник, — натягивая пижаму и уютно устраиваясь на постели, выспрашивала Наташа. — Если у вас действительно есть машина времени, почему же вы тогда, узнав, что я сдала рекламный модуль в журнал, испохабили весь тираж, вместо того чтобы просто вернуться в прошлое и убедить меня ничего такого не делать? Или просто вернулись бы в прошлое, заказали параллельный тираж и подменили все? Или бы просто заменили уже в типографии мой рекламный модуль на что-нибудь безвредное, типа твоей заметки? Или, например, накормили бы нашего генерального в этих «Трали-вали» чем-нибудь несъедобным, так чтобы у него всякая охота пропала из вас рекламу выбивать? Ну, масса же была более бескровных вариантов!
— Почему это ты решила, что «сгонять в прошлое» — более бескровный вариант, чем изъятие нескольких страниц из готового тиража? — усмехнулся г-н Чусов.
— Ну-у-у, — обескураженно протянула г-жа Ростова. — Вы же такими толпами шляетесь из своего будущего к нам сюда, что, кажется, для вас это равносильно поездке на метро…
— Ага! Щаззз! Ну ты, блин, сказанула! Сравнила стоимость перехода во времени и стоимость вашего дурацкого тиража! Ты бы еще сравнила стоимость вашего тиража со стоимостью запуска космической ракеты! Ха-ха! — продолжал веселиться Максик. — Кстати, ты оценила наше человеколюбие — тебя никто не стал закладывать начальству! Понадеялись, что ты умная девочка и все поймешь сама…
— Это правда так дорого — сгонять в прошлое? — продолжала недоумевать Наташа.
— Скажем так: не дешево. Изъять страницы гораздо дешевле, поверь мне. Вся неустойка составила порядка 40 тысяч долларов в ценах этого года. А сколько стоит переход, тебе лучше и не знать!
— Нет, а почему же вас тогда здесь так много, если это такая дорогостоящая процедура? — пытала Максика г-жа Ростова.
— Потому что это все же дешевле, чем поддерживать человека на «низшем благе» в XXIII веке. Вот так вот! — солидно сказал г-н Чусов. — К тому же мы не можем вернуться в любой момент, как только захотим. А только когда проживем в прошлом минимальный срок рентабельности, за который экономия за счет нашего отсутствия в будущем превысит стоимость перехода туда-обратно. Андестенд?