Разные берега
Шрифт:
Элизабет знала, что это глупо, но все равно чувствовала себя лишней всегда, когда они бывали вместе и она видела, как они любят друг друга. Между ними были какие-то особенные отношения, все остальное по сравнению с этими отношениями как бы не имело значения, отодвигалось на второй план.
– Видишь, и Птичка тоже здесь. Она, как только узнала, сразу села на самолет и прилетела, – сказала Анита, гладя его по голове.
Он медленно перевел взгляд на Элизабет. В его глазах она увидела то, чего никогда не
Ей стало страшно.
– Папа, как ты нас напугал, – прошептала Элизабет.
– Оставь нас на минутку одних, мама, я хочу поговорить с дочкой.
Анита наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Я люблю тебя, – прошептала она и вышла из палаты.
– А где твой... красавчик? И мои внучки?
– Джек ждет внизу. А Стефи и Джеми скоро подъедут. Эдвард сделал несколько хриплых вдохов и дотронулся до ее руки:
– Я неправильно себя вел, теперь-то мне ясно. Элизабет не могла понять, что он имеет в виду. Она хотела было спросить, но он сам продолжил:
– Анита... Твоя мама... Надо было все сделать по-другому. Но твоя мама чуть не убила меня... Клянусь, я не знал, как тебе все это сказать.
– Папа, о чем ты?
– Я думал, тебе лучше об этом не знать. Вот и все. Хотел защитить тебя. Но Аните пришлось заплатить за это. Да и нам всем тоже.
– Папа...
– Ты у меня замечательная, Птичка. Ты всегда была такой. Надо было почаще тебе об этом говорить.
– Ты и говорил.
Он попытался приподняться, но снова рухнул на подушки.
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Но тебе это будет нелегко.
– Я сделаю все, о чем бы ты ни попросил. Ты ведь знаешь.
– Позаботься об Аните. Ты слышишь меня?
– Не надо так говорить, – сказала Элизабет, услышав в его голосе нотки отчаяния. – Ты еще сам позаботишься о ней.
– Не перебивай. Это важно. – Он начал задыхаться. – Пообещай, что позаботишься о ней.
– Обещаю, – сказала Элизабет. Она наклонилась и поцеловала его в лоб. – Папа, я люблю тебя.
Он смотрел на нее. Но взгляд его стал каким-то стеклянным, потухшим. Как будто его покидали последние силы.
– Эта любовь поможет мне войти во врата рая. А теперь позови Аниту.
– Нет... пожалуйста.
– Пора, Птичка. Иди, позови маму.
Элизабет через силу сделала несколько шагов. С порога она в последний раз улыбнулась отцу и вышла.
– Он просит тебя зайти, – сказала она Аните.
У мачехи вырвался не то вздох, не то рыдание. Она поспешила в палату и закрыла за собой дверь.
Элизабет стояла у стекла, вне пространства их любви, и не отрывала от них взгляд. Про себя она заклинала отца: держись, держись, папа.
Вдруг сработал звуковой сигнал одного из аппаратов. Анита ринулась к двери с криком:
– Помогите! Помогите!
В палату
В палату влетел Филлип Клоуз и, отстраняя всех со своего пути, подошел к отцу и приложил к его груди стетоскоп. Элизабет закрыла глаза.
Боже, не забирай его. Подожди!
Когда она открыла глаза, врачи и сестры неподвижно стояли вокруг кровати. Анита сидела рядом с отцом и рыдала.
Элизабет медленно вошла в палату, приблизилась к постели отца, положила руку на худенькие плечи Аниты.
– Папа, – прошептала она.
Только через какое-то мгновение до нее дошло, что она ждет от него ответа. Но отец не отвечал.
Его сердце, в котором она занимала такое большое место, перестало биться.
По всему дому были расставлены фотографии отца. Каждый, кто приезжал в Суитуотер, привозил с собой что-нибудь из еды и его снимок. Все присутствовавшие на поминках вполголоса говорили об Эдварде и отмечали, что Птичка «хорошо держится».
Но как она ни крепилась, нервы в конце концов сдали. Элизабет вышла на заднее крыльцо. Более неподходящее место, чтобы успокоиться, трудно было себе представить. Она так часто сидела здесь с отцом, слушая цикад и его рассказы. Здесь они сидели и после похорон мамы.
– Держись, Птичка, – велела она себе и закрыла глаза.
Вернувшись в дом, Элизабет заперлась в ванной. Она опустила крышку унитаза, села на нее и расплакалась, вспоминая время, которого уже не вернешь.
Когда слез больше не осталось, она с трудом встала, умылась холодной водой, причесалась и пошла в библиотеку, где скрывались девочки и Джек.
Стефани сидела на диване. Она, как всегда, была одета подобающим образом – простое черное платье с длинными рукавами обтягивало ее стройную фигуру. На фарфоровых щеках выступали красные пятна, а в серых глазах затаились слезы.
Джеми специально одеваться не стала. Ссутулившись, она сидела на диване, грива светлых спутанных волос падала ей на лицо. Темно-синее платье было помято, глаза опухли от слез и покраснели.
– Я больше не могу слушать воспоминания о нем, – тихо сказала Джеми, и ее глаза снова наполнились слезами.
Элизабет понимала ее. Все любили отца, и все хотели сказать о нем что-нибудь хорошее. Но каждое слово, словно осколок стекла, глубоко ранило сердце.
Джек поднялся с кожаного кресла, подошел к Элизабет и обнял ее.
– Птичка, как бы я хотел помочь тебе, – произнес он, гладя ее по голове.
Элизабет была признательна ему, но помочь в такой ситуации невозможно.
– Мне легче уже от того, что ты рядом, – сказала она. И это было правдой.
Она прижалась к нему, почувствовала, как ей передается сила его рук.