Разорванный круг
Шрифт:
Сад не очень большой. Несколько автомашин стоят на асфальтовой полосе вдоль дома. Каштаны закрывают вид на улицу, где слышен грохот трамваев. Значит, я в Осло. На втором этаже дома с садом.
Я одеваюсь. Очень трудно застегнуть пуговицы на рубашке. Пальцы чертовски дрожат.
Они ничего не украли. В заднем кармане по-прежнему лежит записная книжка. И деньги.
Дверь заперта. Я трясу ее. С той стороны я слышу голоса и шаги. Как в тюрьме, звенят ключи на связке. Затем ключ поворачивается.
— Привет, мой
Это Майкл Мак-Маллин. Или Чарльз де Витт. Или кто-то третий, кем он захочет быть сегодня. Секунды тянутся долго. Наконец я говорю:
— Для человека, который умер двадцать лет назад, вы выглядите удивительно свеженьким!
Обычно у меня бывают затруднения с наглыми репликами. Эту я сочинял в самолете из Лондона. Я все время был уверен, что когда-нибудь мы снова встретимся.
— Я все объясню.
— Где Диана?
— В надежных руках.
— Что вы с ней сделали?
— Попозже, дружок, попозже. Мне действительно очень жаль!
Мне начинает казаться, что он действительно так и думает.
— Не будете ли вы так любезны пройти со мной? — спрашивает он.
«Так любезны»?
В коридоре бархатные обои и маленькие бра между старинными портретами королей и королев, аристократов, рыцарей, крестоносцев и пап римских. Каждый из них провожает меня пристальным взглядом.
Мягкая дорожка приводит нас по длинному коридору к широкой лестнице. Затем тяжелая дверь. Не знаю, как назвать это помещение: залом заседаний, курительной или гостиной. Предо мной роскошный, с явным избытком мебели, салон, бук и палисандр на стенах, тяжелые шторы и люстры. Запах политуры [55] и сигар.
55
Политура —спиртовой лак с прибавлением смолистых веществ, употребляемый при полировке.
Первое, что успевает ухватить мой взгляд, — огромное живописное полотно, изображающее двух друидов у Стоунхенджа. Второе — длинный, хорошо отполированный стол, на котором лежат зеленые фетровые подкладки для письма напротив каждого из двенадцати стульев с высокими спинками. Третье — два человека в углу на креслах. Я их обнаруживаю только тогда, когда замечаю поднимающийся дым от сигар. Оба обернулись и внимательно смотрят на нас.
Это Грэм Ллилеворт и директор Инспекции по охране памятников Сигурд Лоланн.
Оба встают. Лоланн никак не может решить, куда ему смотреть. Первым мне протягивает руку Ллилеворт. Потом то же самое делает Лоланн.
— Спасибо за последнюю встречу, — неуклюже бормочет Лоланн. Как будто помнит, когда она у нас была.
Никто из нас ничего не говорит.
На столе стоят фарфоровый кофейник и четыре чашки.
— Сахар? Сливки? — спрашивает Ллилеворт. Между указательным и средним пальцами тлеет сигара.
Я не люблю кофе.
К Лоланну я обращаюсь по-норвежски:
— Я не очень силен в Уголовном кодексе. Но могу предположить, что за похищение иностранки, отравление и похищение норвежца могут дать от пяти до семи лет тюремного заключения. Если только вы не задумали утопить меня в океане, предварительно всунув в бочку с бетоном. Тогда уже можно говорить о сроке в двадцать один год тюрьмы.
Лоланн нервно кашляет и бросает взгляд на Мак-Маллина.
Мак-Маллин по-отечески хихикает, как будто понял мои слова:
— Очень жаль. Вы, возможно, предпочитаете чай?
— Где Диана?
— Не волнуйтесь. Ей хорошо.
— Что вы с ней сделали?
— Ничего особенного. Пожалуйста, не беспокойтесь. У всего есть объяснение.
— Вы ее похитили!
— Вовсе нет.
— Кто вы? На самом деле?
— Я — Майкл Мак-Маллин.
— Забавно. В последний раз, когда мы с вами беседовали, вы назвали себя Чарльзом де Виттом.
Грэм Ллилеворт с удивлением глядит на него:
— Ты так себя назвал? Это правда? — и не удерживается от короткого смешка.
Мак-Маллин делает искусственную паузу.
— М-м, неужели так и назвал? — Он смотрит на меня игриво, морщит лоб. — И правда. Когда наши друзья в Лондонском Географическом обществе сообщили, что Бьорн Белтэ из Норвегии спрашивал о Чарльзе, мы придумали этот маленький глупенький план. Вы правы. Я сделал так, что вы поверили, будто я и есть добрый старый Чарли. Но справедливости ради следует добавить, что сам я вам так и не представился.
Я спрашиваю:
— Почему же теперь я должен поверить, что вы — Майкл Мак-Маллин?
Он протягивает мне руку. Я машинально хватаю ее.
— Я Майкл Мак-Маллин. — Он делает ударение на каждом слове.
От него исходит аура спокойствия и дружелюбия, которая смущает меня. Ллилеворт, Лоланн и я — мы напоминаем пугливых шавок, которые рычат и крутятся вокруг одной вожделенной кости. Майкл Мак-Маллин — другой. Он как бы парит над нами, не опускаясь до мелочных ссор. Вся его натура — добрый взгляд, низкий голос, спокойствие — источает-мирное и дружелюбное достоинство.
Лоланн предлагает мне стул. Я сажусь на самый край. Мы смотрим друг на друга.
— Вы — крепкий орешек, Белтэ, — признается Мак-Маллин.
Двое других начинают нервно смеяться. Лоланн подмигивает мне. Они пытаются мне внушить, что все мы перешли некую черту и оказались на одной стороне, а теперь сидим и веселимся по поводу того, что уже позади. Но они плохо меня знают. Я действительно крепкий орешек.
— Я очень рад, что вы теперь с нами, — произносит директор инспекции Сигурд Лоланн. И лицо у него елейное. — Нам бы побольше таких, как вы.