Разрушай и подчиняй
Шрифт:
— Да, офицер. Я видел все. Он не мой сын. Я любил семью Прайс, когда они были из плоти и крови.
Наручники защелкнулись на моих запястьях. Мое сердце не билось, а нервы разгоняли мою кровь. С тех пор как мой отец затащил меня в дом Клео, я был мертв внутри. Я буду гореть в аду за то, что сделал.
Я повиновался своему отцу из-за угроз в отношении девушки, которую любил всей своей душой. Я согласился сделать то, что он хотел, чтобы защитить
И именно так он отплатил мне за верность.
— Тебе есть что сказать, Артур Киллиан, до того, как мы арестуем тебя?
Я посмотрел на пол, мои волосы пахли дымом, мои руки были покрыты обугленными останками дома Клео. Я прочесал обломки, как только они сгорели дотла и остыли.
Я не нашел ее тела, но нашел кольцо, которое дал ей.
Я сломлен, и я хотел плакать.
Мой отец зарычал:
— Конечно, ему есть что сказать. Не так ли, Киллиан? Скажи им. Скажи им правду.
Я сгорбился
Даже сейчас, даже после того, как он уже разрушил мою жизнь, он намеревался вбить гвозди в мой гроб.
— Ну, сынок. Что ты нам скажешь? — спросил офицер, встряхивая меня.
— Киллиан, признайся, — прошипел мой отец.
— Скажи им, что ты, бл*дь, убийца.
Не за что было бороться.
Она была мертва.
Я последую за ней, как только смогу найти способ.
— Я убил их, — прошептал я.
— Что? — Офицер наклонился ближе.
Собрав каждую крупинку предательства и ненависти из моей души, я взревел:
— Я, блин, убил их. Я убил Пола и Сандру Прайс. Ты доволен? Это то, что вы хотите услышать?
Офицер печально покачал головой.
— Нет, сынок, это было совсем не то, что я хотел услышать.
Последнее, что я услышал, когда они засунули меня на заднее сиденье полицейской машины, было то, что мой отец посмеивался над тем, что совершил.
Он использовал своего младшего сына, чтобы убрать президента Dagger Rose, чтобы он мог взять себе.
Он приговорил меня к жизни, к ужасной жизни, и все в угоду своей жадности.
И
Я заставил воспоминания уйти — снова запираясь и баррикадируясь. Если бы я этого не сделал, то бы сошел с ума от гнева.
Мои глаза вернулись к шее Уолтстрита, и я начал вычислять, сколько времени мне понадобится вырвать его язык, чтобы мне больше не приходилось его слушать.
Уолтстрит оглянулся вокруг, понизив голос до шепота:
— У меня есть предложение для тебя.
Мои глаза сузились. Подозрение пульсировало мою кровь. Я не сказал ни слова, позволив ему вырыть траншею, он явно думал, что я достаточно глуп, чтобы войти.
— У тебя есть голова, чтобы считать. Ты получил высшее образование в области физики и математики на уровне университета. За неделю опыта работы на местном фондовом рынке появилась тенденция к росту акций «голубых фишек» (акции с высокими дивидендами, вложения), став «медведем» («Быками» и «медведями» называют игроков рынка ценных бумаг, которые придерживаются разных стратегий) в торговле. Ты естественный, Артур, и это редкая и прекрасная вещь.
Я закатил глаза.
— Ты читал мое резюме. Умно.
Он резко сказал:
— Я серьезно.
Мои глаза вспыхнули.
— И я серьезно, когда сказал, что меня зовут Киллиан. Артур умер в тот момент, когда его предали и бросили гнить в этом богом забытом месте.
— Мы вернемся к этому. — Уолтстрит оглянулся через плечо и посмотрел на меня.
— Это подводит меня к следующему пункту. Что еще ты знаешь обо мне?
Ах, темная часть его истории. Та часть, где полиция пыталась сбить его с толку. Количество ордеров, предъявленных ему в качестве президента компании, было безумным. Они пытались расколоть его снова и снова. Но ничего не получилось.
Только когда его сука из Клуба, шлюха, заревновала и бросала его.
— Ты хочешь, чтобы я обрисовал это в общих чертах, или просто кивнул в подтверждение о том, что я знаю о Corrupts, у них идеальная история в твоих железных рукавицах?
Он зарычал, злость пронзила его, словно жидкий огонь.
— Ежовые рукавицы, я идиот. Они вышли из-под контроля.
Он остановился, снова проводя рукой по волосам. Затем улыбнулся.
— Извини, это было неуместно. Я хотел сказать, что последние несколько лет человек, которого я оставил ответственным, решил не следовать моим четким указаниям. Он взял мое видение и разрушил его.
Я щелкнул пальцем по вмятине на столе.
— И какое это имеет отношение ко мне?
Уолтстрит ухмыльнулся:
— Самое непосредственное, мой дорогой мальчик.
Что-то в его голосе заставило мою голову подняться. Я посмотрел на него.
— Забудь. Твои три минуты закончились четыре минуты назад, и я в пяти секундах от удара кулаком в твое лицо.
Он посмеялся.
— Скажи, как часто ты думаешь об подсчетах? Ты когда-нибудь переставал считать?
Я покачал головой.