Разрушение Дьявольского Акра
Шрифт:
Офицер Рафферти перевел взгляд с Нур на меня.
— Вы можете доказать, что это ваша собственность?
— Я знаю код сигнализации. А в холле висит фотография меня и моих родителей.
Он отхлебнул из термоса с эмблемой «Управления шерифа округа Сарасота».
— Вы попали в аварию?
— Мы попали в шторм, — сказала Нур. — Съехали с дороги.
— Кто-нибудь ранен?
Я взглянул на черную кровь пустоты, которая стекала по моей двери и руке, и с некоторым облегчением понял, что он не мог ее видеть.
— Нет,
— Сосед сообщил, что видел во дворе бродяг.
— Бродяг? — спросил я, переглянувшись с Нур.
— Это не редкость во время эвакуации. Вы обнаруживаете воров, мародеров, людей такого рода, скрывающихся вокруг, ищущих взлома заброшенных объектов. Скорее всего, они заметили ваши тревожные сигналы и перешли на более «зеленые пастбища». Мы никого не нашли… но на нас напала собака. — Он указал на фургон отлова животных. — Некоторые люди во время штормов оставляют своих животных на улице. Это чертовски жестоко. Они пугаются, рвут поводки, убегают. Животное сейчас под контролем. Пока оно не будет в безопасности, вы должны оставаться в своем автомобиле.
Внезапно из-за моего дома раздался громкий лай. Из-за угла показались еще два офицера, один молодой, другой седой, каждый держал в руках длинный шест. На другом конце шестов был ошейник, а внутри ошейника — разъяренная собака. Она вела себя агрессивно, рычала и пыталась стряхнуть их, пока они тащили ее к фургону отлова животных.
— Помоги нам, черт возьми, Рафферти! — крикнул старший офицер. — Открой для нас эту дверь!
— Оставайтесь в машине, — прорычал Рафферти. Он подбежал к фургону отлова животных и попытался открыть заднюю дверцу.
— Пошли, — сказала я, как только он повернулся ко мне спиной.
Мы вышли. Нур обогнула машину и присоединилась ко мне.
— Возвращайтесь в свою машину! — крикнул Рафферти, но он был слишком занят заботой с дверью, чтобы последовать за нами.
— А теперь быстро, пока нас снова не укусили! — крикнул седой полицейский.
Я повел Нур на задний двор. Мы услышали леденящее кровь рычание, а затем молодой полицейский закричал: «Я его поймаю!»
Собачий лай приобрел новую, более громкую настойчивость. Я боролся с желанием вмешаться, а потом услышала, как кто-то произнес с кристально чистым британским акцентом: «Это я!»
Я замер и обернулся. И Нур тоже.
Я узнал этот голос.
Он принадлежал загорелому псу-боксеру с шипастым ошейником, его мускулистые лапы зарывались в гравий. В этом хаосе офицеры, казалось, не слышали его.
Рафферти наконец открыл фургон. Старший офицер по контролю за животными держался за свой шест, в то время как младший размахивал электрошокером.
Потом я услышал, как пес заговорил — увидел, как его губы сложились в слова: «Джейкоб, это Эддисон!»
Полицейские услышали это — и тут же все разинули рты. Как и Нур.
— Это моя собака! — крикнул я, подбегая к нему. — Ложись, мальчик.
— Он только что… — сказал младший офицер, качая головой.
— Не подходи! — крикнул Рафферти, но я проигнорировал его и опустился на колени в нескольких ярдах от Эддисона, который выглядел немного покоцанным и очень рад был меня видеть, его купированный хвост вилял так сильно, что дрожал весь его зад.
— Все в порядке, он обучен, — сказал я. — Он делает всякие трюки.
— Он твой? — с сомнением спросил Рафферти. — Почему, черт возьми, ты не сказал этого раньше?
— Клянусь Богом, он что-то сказал, — прошептал седой полицейский.
Эддисон зарычал на него.
— Уберите это! — я сказал. — Он не укусит, если вы ему не пригрозите.
— Парень лжет, — сказал Рафферти.
— Я докажу, что он мой. Эддисон, сидеть.
Эддисон сел. Копы выглядели впечатленными.
— Говори. — Эддисон залаял.
— Не так, — нахмурился молодой полицейский. — Он произнес слова.
Я посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— Проси, — сказал я Эддисону.
Он сердито посмотрел на меня. Это было уже слишком.
— Нам придется забрать его, — сказал старший полицейский. — Он укусил хранителя правопорядка.
— Он просто испугался, — сказал я.
— Мы отвезем его в школу дрессировки для собак, — вмешалась Нур. — На самом деле он просто душка. Я никогда раньше не видела, чтобы он на кого-то рычал.
— Заставь его снова заговорить, — сказал молодой полицейский.
Я бросил на него обеспокоенный взгляд. — Офицер, я не знаю, что вам показалось, но…
— Я слышал, как он что-то сказал.
— Это всего лишь собака, Кинси, — сказал старший полицейский. — Черт, я как-то видел на Ютубе добермана, который поет национальный гимн…
И тут Эддисон, которому уже надоели оскорбления, поднялся на задние лапы и сказал:
— О, ради бога, провинциальный болван, я говорю по-английски лучше, чем ты.
Молодой полицейский издал резкий смешок «Ха!» — но двое других потеряли дар речи. Прежде чем их мозги успели разморозиться, позади нас раздался громкий, сокрушительный грохот. Мы обернулись и увидели Бронвин, стоящую на краю подъездной дорожки. Она швырнула пальму в горшке в лобовое стекло фургона по отлову животных.
— А ну, за мной! — насмехалась она над ними, и у меня не было ни секунды, чтобы оценить радостный факт того, что она жива, или задаться вопросом, что она здесь делает, потому что она убежала за дом, а Рафферти крикнул ей остановиться и погнался за ней. Двое других полицейских бросили свои шесты и сделали то же самое.
— К карманной петле, друзья! — крикнул Эддисон, стряхнул шесты с воротника и бросился бежать.
Мы погнались за ним на задний двор. Я искал глазами сарай для горшков у олеандровой изгороди, но буря занесла его в Лимонную бухту, и там, где он стоял, теперь был только край расколотых досок.