Разрушенные

Винтерс Пэппер

Я жаждал воплотить мечту в реальность.

Мой член затвердел от мысли, что снова окажется в ее рту, от ее пальчиков, путешествующих по моей коже. Я хотел отдать ей всё, кем я был — включая мои шрамы и татуировки. Я хотел, чтобы она поняла меня, чтобы она больше не боялась меня.

Открыв дверь, Клара бросилась вперед.

— Вау! — ее яркий радостный голос зазвенел по фойе.

Мое сердце сжалось от смеси мучения и обожания. В одном я был уверен: Клара будет тем, кто меня уничтожит. Она уже сорвала чеку, чтобы полностью

разрушить меня.

И мне было плевать, даже если она сделает это. Я бы лучше был уничтожен ею, чем жил всю оставшуюся жизнь, сражаясь с условным рефлексом. Я не мог продолжать так жить — это не было жизнью. Я хотел большего. Я хотел ее. Я хотел Зел.

Я никогда не отпущу ее.

Она — моя.

Ее мать — моя.

Моя. Моя. Черт побери, моя.

Клара пританцовывала по моему дому, ее маленькие пальчики касались каждой статуи, что я сделал. Так же, как ее маме — ей нужно было прикасаться.

Она обернула свои ручки вокруг фигуры детеныша-медведя, протолкнула свои маленькие ручки в пасть волка, похлопала сов по головам и поцеловала верхушки голов пони.

В ее глазах теплилось изумление, и я хотел отдать ей все.

Меня не волновало, что она управляла мной. Меня не волновало, как безумно и неуравновешенно быть настолько одержимым ребенком, которого только что встретил. Никто не в состоянии понять истинную свободу, которую я чувствовал после двадцати двух лет жизни во тьме.

Клара была ходячим солнцем, и я был готов следовать за ней через все восходы и закаты.

Мое сердце раскололось на куски, звеня надеждой. Прежде чем я мог остановить себя, я пробормотал:

— Они все твои. Все до единого.

Зел замерла рядом со мной.

— Что? — ее глаза вперились в мои. В них вспыхнуло изумление, за которым последовало раздражение, смятение. — Ты не можешь. Нам негде хранить их. — Она опустила взгляд, ее плечи поднимались и опадали, когда ее дыхание ускорилось. Я не винил ее за то, что она была выбита из колеи — была в состоянии повышенной готовности, наблюдая за каждым моим шагом. У нее не было причин доверять мне, и она понятия не имела, что я осознал, что быстрее засуну пистолет себе в рот и пущу пулю, чем причиню боль Кларе.

Я не подчинюсь. Василий был последним ребенком, которого я убил.

Зел выпрямила спину, ее выражение лица было отстраненным.

— Это очень щедро с твоей стороны, но мы не можем взять их.

Клара резко затормозила передо мной, едва остановившись, прежде чем врезаться в мои ноги.

— Я люблю их. Люблю. Люблю. Люблю.

Мое лицо и уши все еще горели там, где она держала меня за голову, когда обнимала. Когда ее ручки обхватили мое лицо, мои внутренности вспенились, а мозг был готов взорваться. Меня почти вырвало на подъездной дорожке, когда я боролся со своим условным рефлексом. Воображение забрасывало меня образами смерти и расчленения. Я окаменел и не мог открыть глаза на тот случай, если найду ее порванной на кусочки

на земле.

Но я сумею оттолкнуть ее.

Я буду держаться твердо.

Я спасусь, и она будет жить.

Я стиснул зубы, понимая, что мне придется контролировать себя, каждый раз, когда она подходит близко. Я никогда не был рядом с кем-то, кто касался меня так непринужденно.

— Поблагодари мистера Обсидиана за предложение, Клара, но ты знаешь, что у нас нет места, — Зел положила руки на голову Клары, проводя пальцами по ее каштановым волосам.

Клара надулась, взглянув на меня, а затем на Зел.

— Но... Я люблю их. Я хочу их всех в свою комнату. — Ее красивые карие глаза перемещались между нами, сверкая разочарованием. — Все они живые внутри. Им нужен дом. Им нужен кто-то, кто будет любить их и гладить их, и кормить, — громкий кашель прервал ее, вынуждая прижать руку ко рту и развернуться к Зел.

Тело Зел оцепенело. Она вцепилась в плечи Клары. Ужас, что отразился в глазах Зел, разбивал мне сердец. Это был просто кашель... разве не так?

— Дыши. Вот так. Тебе нужно…

Кашель остановился так же внезапно, как и начался, и Клара покачала головой. Вытерев рот задней части руки, она топнула ножкой.

— Я ненавижу кашлять. Это больно.

Зел прижала ее к себе, обнимая.

— Я знаю. Мы найдем способ остановить это. Скоро.

Я любил наблюдать за их взаимодействием вместе — такая естественная любовь. Семейная связь, которую я потерял навсегда. Зависть заполнила меня. Мое тело изнывало от желания занять место Клары — наслаждаться комфортом и безопасностью чьих-то объятий.

— Ты страдаешь от сенной лихорадки, Клара? — спросил я, привлекая внимание Зел ко мне. В ее глазах было нечитаемое выражение, защищая ее проклятые секреты.

Оживленность в Кларе немного увяла, но медленно пламя возвращалось. Она покачала головой.

— Я не знаю, что это. Это заболевание, которым лошади заражаются от сена?

Зел выпустила тяжелый вдох, затем рассмеялась.

— Нет, но оно имеет много значений. Сенная лихорадка — это когда у тебя аллергия на пыльцу или другие раздражители в воздухе.

Я ожидал, что Клара будет задавать сотни вопросов, но ее взгляд был серьезным, она кивнула.

— Понятно.

Повернувшись ко мне, она произнесла:

— У меня аллергия на воздух.

Зел издала небольшой удушающий звук, и я не мог объяснить, почему мой желудок решил бороться с моим сердцем в таком болезненном танго.

— У тебя аллергия на воздух?

Она подошла к статуе барсука, ее дыхание было немного хриплым.

— Должно быть, да, потому что я много кашляю, а я дышу только воздухом, а не пы-пыльцой.

Зел крепче обхватила себя руками, ее глаза прикованы к своей дочери.

Что-то было не так.

Мои инстинкты охотника пытались разгадать ее секреты, но она внезапно разомкнула руки и хлопнула в ладоши.