Разумное животное
Шрифт:
Боб (смеется). Они не хотят отпускать друг друга; они вихрем кружатся в воде, как кетчеры. Ты видела, как дерутся дельфины-самцы?
Мэгги. Нет.
Боб. У них те же захваты, только укусы настоящие. Они наносят друг другу страшные раны; через несколько минут вода краснеет от крови.
Мэгги. Я не вижу крови.
Боб. Крови нет, но, когда они проплывают близко от иллюминатора, я все-таки различаю на плавниках следы укусов.
Мэгги. Кажется, они успокаиваются. Плавают вокруг бассейна, Бесси ближе к центру.
Боб. Они восстанавливают силы после своего кетча. (Пауза). Выключаю магнитофон.
Мэгги. Я тоже.
Боб. Говорит «дно». 22.15. Иван проскользнул под Бесси и краешком плавника ласкает ее.
Мэгги. Они вновь кусают друг друга. Разве мы снова должны описывать все эти укусы? Ведь они совершенно одинаковые.
Боб. Нет. Они опять начинают кружить. Это возврат к спокойствию. Спокойные фазы чередуются с минусами исступления. Выключаю магнитофон ж выкурю сигарету.
Мэгги. Говорит «верх». 23.35. Они опять начинают волноваться.
Боб. Да, вижу. Бесси проскальзывает под Ивана. Иван останавливается. У него эрекция. Фотографирую. Ведь я впервые наблюдаю эрекцию у дельфина так отчетливо, с такого близкого расстояния.
Мэгги. Они опять начинают кружить. Может быть, она считает, что он мало за лей ухаживал?
Боб. Ну, это уж вольное толкование. Они успокоились. Я воспользуюсь этим, чтобы выключить магнитофон и сходить за сигаретами. У меня их совсем не осталось.
Мэгги. О’кэй.
Боб. Говорит «дно». 23.50. Новый сеанс «та, укусов и щипков. Описывать его мы не будем, но а засеку его продолжительность.
Мэгги. По-моему, периоды затишья гораздо продолжительнее напряженных моментов.
Боб. Конечно. Иначе бы они вымотались.
Мэгги. В некотором смысле смотреть на все это очень приятно. Они выглядят такими довольными! Кажется, будто они смеются.
Боб. Опять вольное толкование.
Мэгги. Разве они не ведут себя еще неистовее, чем только что? Разве все не едет крещендо?
Боб. По-моему, да, но это трудно измерить.
Мэгги. Какая энергия! Подумать только, что уже полночь и что этот сеанс длится уже шесть часов! Жизнеспособность этих животных невероятна. Боб, передаю тебе Арлетт.
Арлетт. Боб? Не смогли бы вы коротко изложить мне ваши наблюдения?
Боб. Извините, я уже рассказываю о них мистеру Севилле.
Севилла. Говорит «дно». 0.03.
Арлетт. Говорит «верх». 0.03.
Севилла. «Сеанс» укусов начался в 22.45. Эрекция — в 23.50, но спаривания не произошло.
Арлетт. Начались ли у них прыжки?
Севилла. Нет, еще нет. Только ласки и укусы. (Пауза). Издают ли они какие-нибудь звуки?
Арлетт. Множество. Непрерывно.
Севилла. Различаете ли вы у Ивана английские слова?
Арлетт. Нет, не различаю.
Севилла. Как бы вы определили эти звуки?
Арлетт. С фонетической точки зрения?
Севилла. Нет, с человеческой. По аналогии.
Арлетт. Я сказала бы, что это крики восторга. Конечно, это произвольное толкование.
Севилла. Вы знаете мою точку зрения. Нельзя априори отказываться от антропоморфистской интерпретации. Ошибочно видеть в человеке существо, по самой своей природе отличное от высших млекопитающих. Только гордыня человека, этого выскочки, заставляет его так думать: (Пауза). 0.10. Успокаиваются. Сеанс борьбы и укусов продолжался 20 минут.
Арлетт. Какая жизнеспособность!
Севилла. Да, великолепно! Если судить с этой точки зрений, то выродился именно человек. (Пауза). Признаться, я волнуюсь. Боюсь, ничего не выйдет.
Арлетт. Для страха нет никаких оснований. Иван покорится инстинкту.
Севилла. Не покорился же он инстинкту, когда был с Миной. Надо помнить, что Иван — дельфин, воспитанный людьми. И быть может, он уже слишком скован. Вы не представляете, как я на себя зол за то, что не организовал наблюдение, когда мы подсадили к нему Мину. Я думал, что успех обеспечен. Это была ошибка. Эротика у дельфина, вероятно, так же сложна, как и эротика у человека, теперь я убежден в этом.
Арлетт. Если мы допустили ошибку, то по крайней мере она нас кое-чему научила. Стоит ли мне вам напоминать, что «успех — это ряд преодоленных неудач»?
Севилла (смеется). Вы меня дразните!… У них затишье. Выключаю магнитофон.
Арлетт. Говорит «верх». 1.05. Они начинают волноваться.
Севилла. Да, вижу. Думаю, что теперь дело пойдет.
Арлетт. Почему?
Севилла. Они подружились. В минуты затишья это заметно.
Арлетт. Они вновь приходят в неистовство.
Севилла. Да, он отплывает и бросается на нее, будто хочет удариться головой об ее голову.
Арлетт. Так же, как они убивают акул?
Севилла. Да. Но при спаривании танец смерти становится игрой. Видели? В самый последний момент он ловко увернулся и использовал весь свой пыл на то, чтобы потереться о нее всем телом.
Арлетт. Интересно, что произошло бы, если бы она одновременно увернулась в ту же сторону.
Севилла. Этого бояться нечего. Это неистовство изумительно контролируется. Смотрите! Он начинает снова.
Арлетт. Очень бурная ласка.
Севилла. Да. Просто выпад. Убийственный выпад, завершающийся лаской.
Арлетт. И какой лаской! Того гляди искры посыплются.
Севилла. Вы обратили внимание, что при соприкосновении он поворачивается на бок? По-моему, скоро начнутся прыжки.
Арлетт. Смотрите! Она тоже разгоняется и бросается ему навстречу!
Севилла. По-моему, она жаждет удвоить силу соприкосновения.
Арлетт. Или просто более активно помочь ему.
Севилла. Я сфотографировал. Когда начнутся прыжки, не забудьте о вашей камере.
Арлетт. Не забуду. Готовится новый выпад. (Она смеется.) Меня восхищает, с какой напускной ленью они уплывают в свои углы перед новым выпадом.