Разумное животное
Шрифт:
— Но ведь это ужасно, — возмутилась Арлетт. — Это еще серьезнее, чем я думала.
— Успокойся, — сказал Севилла. — Боб не русский шпион, этот хороший американец из патриотизма согласился быть информатором мистера Си.
— Мистера Си? А чьи же «электромонтеры»? — удивилась Арлетт.
— Назовем их «голубыми», а друзей мистера Си — «зелеными», если хочешь, — сказал Севилла. — Интересно знать, — озираясь, проговорил он, — могу ли я сейчас действительно довериться камням, на которых мы сидим. Всюду мне мерещатся невидимые подслушивающие аппараты.
— И тебе смешно? — спросила Арлетт.
— А что делать? Я бы с ума сошел, если бы не относился ко всему этому как к фарсу. Так вот. «Голубые» совсем не тронули установку «зеленых», так что Боб будет по-прежнему исполнять свою роль, они только дублировали ее идентичной установкой, которая подведена в мой кабинет для того, чтобы я, со своей стороны, мог передавать «голубым» все то, что Боб передает «зеленым».
— Просто кошмар какой-то! — воскликнула Арлетт. — Мне кажется, будто я попала в мир сумасшедших.
— Однако все проще простого, — продолжал Севилла. — За нами одновременно следят два ведомства, которые, выслеживая нас, шпионят и друг за другом.
— Но это абсурд, почему же они соперничают?
— Насколько я понимаю, — улыбнулся Севилла, — внутриведомственная конкуренция — золотое правило всякого шпионажа. В любой стране никогда не бывает одной тайной полиции, их всегда несколько, а иногда даже внутри каждой полиции существуют кланы, борющиеся между собой. Полиции как змеи, — переплетаясь, они всегда кончают тем, что жаля» сами себя за хвост.
Арлетт положила голову на плечо Севилле.
— Не знаю, правильно ли ты поступаешь, милый, рассказывая мне обо всем этом. Быть может, я тоже коварная русская шпионка?
— На этот счет я могу тебя успокоить, — сказал Севилла. — «Зеленые» провели расследование, кстати почти исчерпывающее, как о тебе, так и обо мне. В итоге — две удивительно подробные биографии, которые «голубым» удалось бог знает каким путем раздобыть. Твою они мне не передали.
— Весьма рада этому, — заметила Арлетт.
— Но они дали мне знать, что выводы совершенно благоприятные.
Арлетт рассмеялась.
— Не знаю, должна ли я чувствовать себя спокойнее, быть может, они ошибаются.
— Что ты! Помилуй! — с горькой иронией усмехнулся Севилла. — Они никогда не ошибаются! «Голубые» мне передали мою собственную биографию, она составлена с невероятной точностью и дотошностью. Из нее я даже о своей жизни узнал такие вещи, которые не были известны мне самому. В определенном смысле это довольно жутко, мне кажется, будто я жил нагим под оком всеведущего бога.
— А выводы? — спросила Арлетт.
Севилла поморщился:
— В целом благоприятные, но кое-что все-таки хромает. Взять, к примеру, мое происхождение. Они немало потрудились, чтобы найти моих предков, но в этом не преуспели. Вот теперь они и маются: то ли я цыган, то ли во мне есть еврейская кровь? Или, быть может, во мне течет капелька арабской крови? Или я просто добрый и порядочный галисиец, каким считал себя мой дед?
— А для них это так важно? — смеясь, спросила Арлетт.
— Наверное, важно, раз они так об этом беспокоятся. Вот еще пример дотошности моих биографов: в 1936 году — представляешь, сколько мне было лет? — я объявил студентам Колумбийского университета, что верю в свободную любовь, — а это плохо. Плохо, конечно, я то, добросовестно прибавляет биограф или биографы, что впоследствии я два раза женился.
Арлетт засмеялась.
— Но есть я кое-что похуже. Отвечая в 1955 году одному обследователю, спросившему меня, верю ли я к бессмертие души, я сказал: «Дело не в том, чтобы верить, нужно знать», — а это уж совсем худо.
Арлетт подняла голову:
— Почему?
— Из этого они заключают, что я атеист, а быть атеистом в этой стране, где каждый притворяется, будто верит в бога, значит уже быть подозреваемым в симпатиях к коммунистам. Зато в 1958 году у меня в течение трех месяцев (даты установлены с точностью до одного дня) была связь с венгерской графиней, про которую, впрочем, я не знал ни того, что она графиня, ни того, что она мадьярка, а главное — агент ЦРУ Эта дама дала весьма обстоятельный анализ моего характера, моих вкусов, привычек, в том числе и моих любовных привычек.
— Это отвратительно, — брезгливо поморщилась Арлетт.
— Ну что ты! — успокоил ее Севилла. — Мне хорошо известно, что крупные политические деятели и ученые-атомники точно в таком же положении. Для меня все это началось, когда я заинтересовался дельфинами. Именно с этого момента параллельно велось, если можно так сказать, два исследования: я наблюдал за поведением дельфинов, а они — за моим.
Я говорю о «голубых», — продолжал Севилла, — потому что «зеленые» заинтересовались мной лишь совсем недавно, начиная с визита мистера Си. Ведь просто чудо, что «голубым» удавалось так долго прятать меня от «зеленых».
— Вернемся к мадьярке, — попросила Арлетт.
— Вернемся. Она утверждает, между прочим, что на самом деле я не атеист. Я, по ее мнению, католик, который отошел от веры, но глубоко по ней тоскует.
— А это правда? — спросила Арлетт.
— Я этого не сознаю, но это ничего не значит. Иногда мне кажется, что они знают меня лучше меня самого. Но мадьярка оказала мне величайшую услугу, когда она самым решительным образом заявила, что в политике я почти безграмотен. Вот это превосходно!
Арлетт нахмурилась.
— Для «зеленых» человек, который живо интересуется политикой, не делая политику своей профессией тем самым уже весьма подозрителен.
— Одного не понимаю, — спросила Арлетт, — зачем «голубые» передали тебе твою биографию?
— Чтобы я в письменном виде высказал все, что я о ней думаю.
— Какая наивность! — рассмеялась Арлетт.
— Это отнюдь не наивность, милая. Их психологи найдут много интересного в моих ответах, все равно, искренними будут ответы или нет.